Тишина… всё ещё тишина. Но она длилась не так долго, как хотелось бы Атуэю. Грохот извергающих огонь и раскаленный металл трубок бледных людей разорвал тишину в клочья. Вспышки, разгорающиеся сильнее обычного огни на стене, доносящиеся крики — всё это показывало умеющему видеть и слышать достаточно много. Касик понимал — задуманное удалось только частью, не целиком. Неслышными подобраться к стене, забросить крюки, подняться — это получилось. А вот дальше… Похоже, их заметили и сразу же начали стрелять. Грохот привлек внимание остальных и… Атуэй, хоть и сжигаемый ненавистью, осознавал — без помощи его воинам не удастся сделать ничего, их просто перебьют, как это случалось раньше, не раз и не два. Только теперь таино были лишь острием копья, а основной его частью являлись науа. Они как раз спешили воспользоваться ситуацией, перебраться через стену на том участке, где сейчас сражались их союзники.

— Что прикажешь теперь, касик? — произнёс Фауди, бок о бок с которым Атуэй сражался ещё задолго до того, как нога первого «железного» человека с бледным лицом ступила на земли таино. — Не все наши воины сражаются на стене и у неё.

— К бледным людям не должна прийти помощь, друг. И они сами не должны убежать. Кружи вокруг стен, находи и убивай всех, кто наш враг. Никто не должен уйти, все должны умереть!

* * *

Плохо, когда готовишься отражать атаку одного врага, а нападает совсем другой. Ещё хуже, когда они нападают совместно, тем самым делая оборону ещё строящейся крепости совсем сложной. Но испанцы не были бы испанцами, если б опустили руки, покорно принимая случившееся. К тому же среди воинов Конкисты практически не было необстрелянных новичков, не успевших побывать самое малое в нескольких сражениях. Война за Неаполь, Крестовые походы, окончание Реконкисты, иные, менее значимые битвы. Прибыв в Новый Свет, эти вояки готовились ко всему, включая наиболее опасное. Готовились и вот оно, случилось.

Уже столкнувшиеся в бою с науа рассказали собратьям по оружию, чего ожидать от нового врага, как лучше всего ему противостоять. Рассказали, после чего стали делиться опытом не только на словах, но и на деле. И вот…

Панфило Нарваэс, при первых звуках боя быстро вооружившийся и облачившийся в доспех, в сопровождении пары охранников поспешил не к самому месту боя, конечно, но туда, откуда мог видеть общую картину и управлять сражением. Ночным, очень неприятным, с неожиданным противником, но всё равно управлять. И увиденное ему с самого начала не нравилось.

Ночная атака индейцев таино — это ожидаемо. Не идущие на переговоры, продолжающие обречённую на поражение войну касики — зло привычное, с которым известно, как и чем бороться. Наиболее неприятным оказывалось столкновение с ними в лесах, где индейцы могли использовать зелёные заросли для нападения из засад, удара и отхода, где бои велись лишь небольшими отрядами. Именно там их стрелы с копьями оказывались достаточно опасны, а отсутствие брони не такой большой слабостью, как на открытой местности.

Здесь же, у стен слабой по меркам Европы, не до конца достроенной, частично деревянной, но всё равно крепости… Таино были обречены, с какой стороны ни посмотри. Будь стены деревянными, тогда стоило опасаться поджога, ведь индейцы умели и горящие стрелы делать, и просто беззвучно подобраться в тёмное время, после чего облить строение местным маслом и поджечь. Потому Нарваэс и ускорял работу в каменоломнях, потому крепости и возводились с учётом того, чтобы камни оттуда было недалеко доставлять. Иначе — полная глупость. Это потом, окончательно укрепившись на тех или иных землях, можно строить крепости в стратегически удобных, но далёких от источников камня и иных ресурсов местах. Сейчас только так, с оглядкой. Некоторые считали его излишне осторожным, однако… Куда завела тяга к лишнему риску Диего Веласкеса? Хотя нет, там было лишь стечение обстоятельств, воля Господа. Сам он, окажись на месте друга, не избежал бы такого же, а то и худшего исхода.

Грохотали орудия, сухо и зло лаяли аркебузы, сокращая число тех, кто думал, что может, не имея представления об искусстве войны, взять укреплённое место, защищаемое одними из лучших воинов Европы. Казалось, что скоро всё закончится, но нет. Разглядывая поле боя, пусть и ночное, но различимое из-за освещения на стенах и рядом, Нарваэс заметил… Этого не должно было быть, но оно имелось. Непривычного вида стальная кираса, шипастые наплечники, странной формы наручи. И не один такой, а уже несколько, много.

— Науа! — воскликнул генерал-губернатор, не обращаясь к кому-либо конкретному, но зная, что любое слово будет услышано. — Резерву приготовиться. Стрелять только залпом. Орудия заряжать картечью и цепными ядрами.

— Картечью, дон Панфило, — мягко, но в то же время уверенно произнёс Васко де Ламайя, прошедший и Крестовые походы, и даже Реконкисту в последний год заставший, будучи в строю. — Науа не любят тесные построения. А тут, внутри крепостных стен… Понимают, что время для построения им не дадут. Будут раздёргивать наших солдат, выманивать и уничтожать. Они хорошие стрелки, а арбалетчики готовы умереть в размен за нашего воина. Не простого. Вы знаете.

— Картечью заряжать, — поправил свой приказ Нарваэс. — Беречься арбалетчиков. Держаться рядом. Аркебузирам целить в головы.

Может про последнее напоминать и не стоило, но нынешний властелин Кубы счёл и это не лишним. Неприязнь науа к шлемам — не у всех, но у многих — причины которой были неясны, но пользоваться этим преимуществом стоило. Преимущество, оно сейчас есть, потом и исчезнуть может.

Много, очень много! Генерал-губернатор наблюдал за полем боя, отдавал приказы, но в душе содрогался, понимая, что с появлением воинов науа удача и милость Господа могут и изменить. Отец небесный, как многие успели убедиться, помогает лишь тем, кто и сам о себе привык заботиться. Уж за последние годы в этом только глупцы, ленивые и авиньонцы никак убедиться не удосужились!

— Небесное воинство и сорок мучеников! — не особо громко воскликнул Панфило. — Сохраните нас от участи, что хуже простой смерти…

Не простые слова, а под влиянием увиденного. Науа, если у них был выбор, добить раненого врага или оставить его покалеченного, беспомощного, но живого, всегда выбирали последнее. Причина? Жертвенники, на которых, по воспоминаниям что Веласкеса и его офицеров, что рыцаря-храмовника особым поводом для гордости было уложить не просто врага, но врага, который храбро и умело сражался. Сердца таких в империи Теночк считались самым ценным приношением их богам. Потому не было сомнений — при победе науа раненые будут заботливо собраны, подлечены