скривился губернатор. — Видите зарево? Похоже, проклятые науа подожгли если не все три оставшихся в бухте корабля, то один точно. Нужно выяснять. Но только когда рассветёт.

— Понимаем, — скрипнул зубами не то от боли, не то от негодования на врага Пабло. — Ночь, темно… засады. Не дойдём. Только индейцев обрадуем.

— Утро покажет. А сейчас приказываю раненых к врачам, здоровым на стены. Половина спит, половина сторожит. Меняться через два часа.

Нарваэс старался не показывать, что он серьёзно озабочен, если и вовсе не испуган произошедшим. Да, крепости удалось выстоять, но что если совсем скоро будет очередное нападение? Что если и отступать больше некуда? Ведь если ударили по ним, то и по остальным крепостям могли. Науа, это не таино. Но как, дьявол их побери?! Как они смогли, не имея флота, перебраться сюда? Разве что на лодках, отряд за отрядом, пользуясь поддержкой непокорившихся касиков и их знаниями местности. Это тоже предстояло выяснить и тоже утром. Может быть. если вообще получится, если не придётся бежать, спасая уже не крепость, а свои жизни.

Глава 2

1503 г, октябрь, Рим.

Как быстро может измениться город, в котором ты живешь? Скажу честно, тут смотря какими мерками измерять! Одно дело, если подходить с точки зрения человека XXI-го века, привыкшего к стремительному прогрессу во всех областях и отвыкшему удивляться по большому то счёту, реагирующему лишь на действительно необычное. Иное дело здесь, на стыке XV-го и XVI-го веков, по сути в обществе, которое вот уже не первый век вяло топталось на месте, лишь изредка делая несколько робких шагов вперёд и тут же получая толчки и пинки от тех, кто этому всячески препятствовал.

Так было. Теперь стало иначе. Оказавшийся в этом — с определённых пор однозначно ясно, что параллельном тому, в котором я родился и жил — мире летом 1492 года, бывший наёмный убийца по прозвищу Кардинал, за одиннадцать лет перекурочил окружающую его реальность чуть ли не до неузнаваемости. Уж Италию и прилегающие к ней земли точно. Не злобы ради, не забавы для, а исключительно из личных понятий о прекрасном, равно как и о том, в каком мире лично ему хотелось жить. Жить не в смысле выживать, а с комфортом, не чувствуя особо сильных неудобств от смены мира, эпохи, окружающей атмосферы и обитающих в ней людей.

Жалею ли я о чём-то из сделанного? Три раза ха-ха. Впрочем, определённая грусть присутствует, но не имеющая даже косвенного отношения к моральным терзаниям за «разрушенный естественный ход истории». Она по поводу того, что как ни ломай встающие на пути прогресса технологий и ментальности человеческой стены, они возникают всё новые и новые, едва только сделаешь несколько новых шагов. И приходится опять заниматься, хм, демонтажными работами, используя все доступные инструменты, в том числе и особенно двуного-разумные.

Что до шагов… Я сейчас и в самом прямом смысле шагаю, гуляю по улицам реально изменившегося Рима. Не один, конечно, в сопровождении явной и скрытой охраны, вдобавок не в одиночестве, а с «сестрой», то есть с Изабеллой. Вот она, живое и отлично себя чувствующее доказательство как параллельности миров, так и того, что связь между этими самыми мирами очень сложная, нам покамест практически непонятная, но от этого ещё сильнее хочется её разгадать. Опять-таки не абстрактного знания ради, а для получения шанса на новые и новые жизни, когда этот путь станет подходить к концу. Нет, ну а что? Если я и моя подруга/напарница, пусть и с разницей в несколько лет, ухитрились попасть в один и тот же мир — в этом однозначно есть некая закономерность. Предстоит её найти, разобраться, а там и до использования в практических целях недалеко. Трудностей, бесспорно, с избытком, но шансы то есть. Я и Изабелла-Алиса сдаваться при виде преград не привыкли. Скорее уж совсем наоборот.

Пока же пешая прогулка по городу, заметно так похорошевшему при Борджиа… и это вовсе не в издевательском тоне, подобно одной из европейских столиц и её, хм, мэре, который, словно ужаленный в жопу крот с печальным постоянством перерывал улицы города, меняя шило на мыло.

Рим, империя, да и вообще Европа менялись самым стремительным образом. Хотя Рим всё ж больше и быстрее как эпицентр перемен, да. В родном для меня мире эпоха пара началась когда? Верно, по большому счёту лишь в XIX веке, да и то не в его начале. Здесь же удалось протолкнуть этот простой, но достаточно эффективный ключевой пункт прогресса аж на три с лишним века раньше. Пускай паровые машины в цехах пока были экзотикой тем больше, чем дальше от Вечного Города, но они были, они потихоньку распространялись. Другой же представитель эпохи пара — корабль, способный двигаться не только под парусами, но и на колёсном движителе — встречался с завидным постоянством как на реках, достаточно крупных для нормального судоходства, так и в морях. Корабли, конечно, до поры имелись лишь у нас, Борджиа, но печёнкой чую, другие тоже скоро не то что распробуют — тут и сомневаться не стоило — сколько доберутся таки до развития собственной технологической цепочки, позволяющей строить нечто подобное. Прогресс неостановим. Если, конечно, его искусственно не тормозить, как в привычной для меня истории делали многочисленные мракобесы, особенно из числа рясоносителей, будь они неладны.

— Мессир, мне больше нравится Рим, — тихо, почти шёпотом произнесла Изабелла, улыбаясь. — Помнишь ещё, Чезаре?

— Родное не забывают, — улыбаюсь в ответ идущей рядом красавице, чисто по братски поправляя девушке выбившуюся из причёски прядь волос. — Надеюсь, что и Рим будет нравиться не только мессирам, но и большинству нормальных людей, да и другие города окажутся одержимы идеей «догнать и перегнать». Правильной идеей, а не тем безумием, о котором мы оба ведаем. И которого тут явно не случится.

— Не случится… А ты лентяй, братец.

— Это почему вдруг?

— Так и не захотел нормально осваивать столь важное для коронованных особ умение — езду на лошади с гордым видом.

Не могу не рассмеяться. Вот какая была моя подруга, такая и осталась. Что там, что тут. Радует и весьма. Люди должны оставаться самими собой в любых обстоятельствах, а вовсе не пытаться прогнуться, подстроиться под людей, обстановку, установленные непонятно кем и зачем правила. Только так можно сохранить главное — дух и волю.

— Внешне почти то же, внутри всё меняется, — вновь заговорила Изабелла, величаво махнув лапкой в сторону зданий. — Красиво, изысканно, никакой грязи разве что и по улицам