— Мне нужно быть в сознании.

— Ты сыграла роль. Все увидели тебя и поверили, что ты влюблена, — Арбор посмотрела на нее с печалью. — Или это была не игра.

— Дай, — она сделала большой глоток из бокала. Клубника и мед, боги, было вкусно. — Что мне делать остаток ночи?

— Пей понемногу и держись в стороне, — сказал Прескотт. — Фордхэм уже показал тебя и меня вместе. Делиться — распространенное явление.

Керриган побледнела.

— Это место отвратительно.

— Так и есть, — печально согласилась Арбор. — Но так ты раньше уйдешь отсюда.

— Слава богам, — она допила пунш и отдала бокал Арбор, она рассмеялась. — Когда можно будет перестать играть?

Арбор и Прескотт переглянулись.

— Фордхэм поговорит с королем завтра. Не знаю, как все пройдет.

— Плохо, — Керриган оглянулась на короля и его юную жену. — И если он не будет против, то королева точно не потерпит такого.

— Фу! Вивиана, — простонал Прескотт.

— Она ужасна, — согласилась Арбор, накручивая прядь темных волос. — Она была одержима Фордхэмом с нашего детства. Думаю, она вышла за короля, чтобы быть ближе к нему.

— Как вы выживаете в этом месте? — спросила Керриган. — Вы держитесь уверенно.

— У нас есть только это, — сказал Прескотт.

Арбор кивнула, пожимая плечами.

— Что еще нам хотеть, когда мы не можем уйти?

Керриган нахмурилась. Точно. Она на миг забыла, что этот отвратительный двор застыл во времени. У них не было правительства, которое могло остановить кошмары, происходящие тут. Общество отрезало их, как зараженную конечность. Они не учли, как это ранило других, которые хотели вырваться из оков, которые не были такими гадкими, как другие при дворе, с которым они боролись. Они наказали всех.

— Мне жаль, — прошептала Керриган. — Не могу представить, каково вам тут. Мир снаружи не очень жалует полуфейри, но мир хотя бы не такой.

Арбор выпрямилась.

— Мы знаем. Мы тебя не виним, — она похлопала Керриган по плечу. — Я станцую пару раз, чтобы не вызвать подозрений. Выпей еще и уходи с Пресом. Он о тебе позаботится.

— Спасибо, — сказала она. — Вы двое сильно помогаете.

— Мы давно не видели Фордхэма таким, — сказал Прескотт. — Может… вообще не вдели. Мы сделаем все для него.

Арбор кивнула и пропала в толпе.

Прескотт принес ей напиток, они вместе вытерпели еще час бала. Фордхэм не пришел к ним, и, как только они смогли, они ушли. Прескотт отвел ее в покои Фордхэма, она была чуть пьянее, чем в начале.

Керриган ослабила шнурки платья, глубоко вдохнула впервые за ночь. А потом рухнула на кровать, комната кружилась. Она пила не так много, как в ночь с друзьями, которая, казалось, была в другой жизни. Но пунш фейри был крепким. Может, даже сильнее, чем дома.

Она не знала, когда задремала, но проснулась от звука закрывшейся двери в потемневшей комнате.

— Кто тут?

Высокая фигура Фордхэма появилась на входе в спальню. Его галстук пропал, пиджак висел на плече, и первые пуговицы рубашки были расстегнуты. Его глаза были пустыми. Его тело было чувственным.

— Фордхэм, — сказала она, приподнявшись на локте. Ее разум все еще был размытым. — Как долго ты был на балу?

— На часы дольше тебя, — сказал он, бросил пиджак на диван и прошел к кровати. Его шаги были неровными, словно и он был пьян.

— Ты выпил?

Он сбросил обувь.

— Да.

Она сглотнула, он медленно расстегнул рубашку. Ткань сдвинулась, и стало видно гладкий живот и мускулистую грудь.

— Что ты делаешь?

— Ты ответила, когда я приказал, — сказал он с игривой улыбкой, бросив рубашку на пол. — Обычно ты просто кричишь на меня.

— Я не могла быть такой этой ночью.

Он забрался на огромную кровать. Она старалась не шевелиться. Она еще никогда не ощущала себя так в ловушке, ей хотелось быть в другом месте.

— Я почти соскучился по твоему рту, — сказал он, ведя пальцем по ее красным губам.

— Фордхэм, — робко прошептала она. Одно дело играть. Другое — делать… это. Когда он был трезвым, он не хотел этого. Он ясно дал понять. — Что ты делаешь?

— Целую тебя, — сказал он.

Его рот накрыл ее, горячий, со вкусом клубники и меда. Она знала, что должна была остановить его. Часть нее говорила, что это не могло произойти. Но Фордхэма Оливье было не остановить. Он был ураганом, крушащим ее сердце. Его рот опустошал ее.

Все замедлилось в этот миг, в эту секунду, когда его тело прижало ее к его кровати, и его вкус был на ее губах, вызывая желание. Она хотела этого. Даже если он до этого говорил нет, она так не говорила. Было сложно думать, пока его язык проникал в ее рот и касался ее языка.

— Боги, — выдохнула она.

А потом силой воли она использовала магию воздуха, чтобы оттолкнуть его от себя.

Она слезла с кровати, грудь вздымалась, шнурки были развязаны, платье сдвинулось. Она сделала бы все для него в эту ночь. Все. Но не так. Не после сегодня.

Фордхэм очнулся от удара ее магией. Его глаза округлились.

— Керриган, я…

— Лучше уйди.

— Я не должен был…

— Не должен, — сказала она. — Ты сказал мне, что мы не могли быть вместе, потому что ты проклят. Что я не могу получить это. Что — то изменилось?

Он выпрямился от жестокой реальности.

— Нет. Не изменилось.

Она кивнула, скрипнув зубами.

— Это из — за того, что случилось с Дацией?

— Нет, — прорычал он, отходя от нее, словно она ударила его по лицу. — Не упоминай ее.

Керриган встревожилась. Прескотт говорил не называть ее имя, но она не думала, что это вызовет такую реакцию. Он все еще любил ее? В этом было дело?

— Фордхэм, я… — теперь она лишилась дара речи.

Он драматично поклонился.

— Миледи.

Он пропал из комнаты и захлопнул дверь между ними.

Керриган рухнула. Она совершила ужасную ошибку. Оттолкнула его, упомянула Дацию. Почему все не могло быть весело и просто? Она была бы не в первый раз с мужчиной. Не нужно было усложнять. Но это был Фордхэм. С ним не было веселья. Все означало многое, ощущалось сильнее, и желаний было больше. Она достаточно долго врала себе. Обо всем. Она не могла врать себе насчет него.

9

СТЕНА

Фордхэм пропал следующим утром, когда Керриган проснулась. Прошлая ночь была размытой в ее голове. Ей нужно было понять, что было между ними, и что он собирался сделать с королем. Теперь они не страдали от пунша. Но его нигде не было видно.

Бентон и Бейтон принесли завтрак, и она ела, не жалуясь,