— Нет, Танюш, неделя — это много, — резонно отреагировал Терехов.

Я улыбнулась и продолжила дискуссию.

В итоге мы сошлись на устраивающем нас обоих варианте — на два дня Ларионову оставят в покое, потом можно будет перейти к дальнейшему обсуждению проблемы. И мы вышли из подъезда, уже беседуя не о деле, а так, вспоминая молодость.

Но я снабдила Терехова своим телефоном и договорилась, что если он обнаружит Курского раньше меня, то обязательно позвонит. Артем в долгу не остался — тоже оставил мне номер, по которому его можно отыскать в случае крайней необходимости. Не знаю, что за необходимость может возникнуть — но…

Посмотрев на часы, я решила, что вполне успею побывать дома, выпить чашечку кофе и поужинать, а уж потом отправлюсь в аэропорт. А там будет видно, что я сделаю с господином Курским. Времени еще полно, успею поразмыслить и над этим вопросом. У Ларионовой я пробыла до половины седьмого. До часа ночи времени — хоть пруд пруди, не ошиваться же несколько часов в толчее аэропорта? Конечно, туда надо будет подъехать пораньше. Но и не слишком рано.

Дома я уселась на стул и задумалась, вооружившись чашкой любимого напитка и сигаретой. Да, все, что мне надо для полного счастья — свежесваренный кофе, распространяющий обалденный аромат, хорошая сигарета и немного мыслей. Впрочем, на сей раз мыслей было много — я пыталась сложить в единое целое все кусочки мозаики.

Что мне известно на данный момент? Курский занимал в долг у моего старого (не в смысле возраста, естественно) знакомого Артема Терехова, который сейчас является боссом «крыши» фирмы «Мотор». Занимал как частное лицо, но на дела фирмы. Причем сделка не была оформлена документально, так что в суд нечего и соваться, как признался сам Темыч. А следовательно, к фирме в данном случае претензий быть не может — остальные соучредители просто сделают морды тяпками и проблеют: «Мы здесь ни при чем, мы у вас денег не занимали». И будут при этом совершенно правы. Хотя деньги Илья Станиславович вложил в дело.

Он занял также деньги у своего личного знакомого, Шапрыгина, дабы расплатиться с Тереховым «and company». Но что-то заставило его передумать. Причем сначала, как сказал Темыч, Курский назначил ему встречу, только вот не явился.

Можно предположить, что сей очаровательный господин просто просрал, извините за грубость, деньги и сбежал, испугавшись мести братков. Но тогда в схему не вписывается его поспешная смена супруги. Если бы Илья Станиславович любил Ларионову, он бы смылся с ней вместе. Этот трюк вполне можно было провернуть. Но он сбежал один, причем в такое время, когда жены не было дома. Это можно расценить однозначно: Курский хотел сохранить деньги и при этом откровенно подставлял жену. Не мог же он не знать, что братки заявятся к ней и будут трясти деньги с нее. Значит…

Может быть, именно это и есть истина?

Я затянулась, хмуро уставясь в потолок, словно там могла появиться подсказка решения. Возможно, Курский, когда произошла та авария, заранее проработал план. То есть он разводится с супругой, женится на пожилой дамочке, которая будет оч-чень рада. Таким образом он отводил все претензии от первой жены, у нее денег требовать не будут. А Ларионова… Если ему на нее плевать, тогда все кристально ясно. Он ее банально «сдавал». А сам решил смыться с деньгами, занятыми у знакомого, не отдав их браткам.

Только что делать с фирмой? Ведь он вложил деньги в развитие своей фирмы. Зачем? Если мог банально сбежать и с этими деньгами. А черт его знает, честное слово! Вот найду этого Курского, расспрошу и узнаю.

Впрочем, возможно и другое. Он просто лишился денег, занятых у знакомого, поэтому и пустился в бега. А Ольга Георгиевна? Ну, надоела ему супруга. Или решил поживиться чужой квартирой — у Ларионовой ведь хорошая квартира, которую можно продать. Еще вариант: Курский надеялся вот так вот смыться в никуда, а когда Ольга Георгиевна расплатится с братками, вернуться в правление фирмы — не хотел терять должность директора.

Устав от мыслей, я набрала номер подружки, Ленки-француженки, которая порекомендовала меня Ольге Ларионовой, чтобы расспросить ее о клиентке. Пообщавшись, я допила кофе и посмотрела на часы — можно ехать. Время пролетело достаточно быстро. И тут я вспомнила обещание, данное Папазяну, о котором напрочь забыла, — я же должна была поужинать с Гариком.

Пришлось чуть-чуть задержаться и дозвониться до Папазяна. Он в одиночестве сидел в «Шушундре» — и кипел. Я принесла свои глубочайшие извинения, сославшись, что по уши погрязла в работе. Гарик, в очередной раз продинамленный, пообещал никогда и ничего не делать для меня просто так. Я «осознала свою вину», заверила мента, что обязательно поужинаю с ним… как-нибудь.

И только после этого оделась и спустилась к машине.

Снова пришлось довольно долго насиловать стартер — ох, надо в ремонт ехать! — но наконец «девяточка» завелась, и я поехала к аэропорту. Мне уже страшно хотелось выловить Курского и вручить его в лапки жены. Пусть сам расплачивается со своими долгами, нечего на женщинах ездить!

Здесь во мне говорила, помимо всего прочего, еще и женская солидарность. Терпеть не могу, когда обижают мой пол. К тому же Ольга Георгиевна — существо безобидное, она вызывает спонтанную симпатию. Да и Ленка-француженка, которой я звонила, восторженно трещала о Ларионовой. В ее речи моя клиентка казалась истинным ангелом — ни грубого слова, ни каких-либо коварств в борьбе за место под солнцем. Просто лапочка, от которой детишки без ума. И весь коллектив школы Трубного района был очень рад, когда личная жизнь Ларионовой устроилась. Это оказалось подтверждением иллюзии, что каждому воздастся по делам его. Воздалось, черт подери.

Добравшись наконец до аэропорта и оставив машину на стоянке, я прошла внутрь здания. Отыскала выход на поле, где должен появиться Курский, и присела в кресло, приготовившись ждать. Посидев минут пятнадцать и тупо понаблюдав за минутной стрелкой на моих часиках, я вскочила, осененная свежей мыслью.

Я, конечно, видела Курского на фотографии. Но он ведь мог несколько подкорректировать внешность. Зато сделать то же самое с фамилией нельзя, а паспорт он должен будет предъявить. Следовательно, я облегчу себе жизнь, если…

Я подошла к стойке, помахала «корочками» перед носом молодого и излишне серьезного парнишки. Тот оцепенело кивнул, демонстрируя готовность «внимать и повиноваться». Забавно, как пролетарский цвет, оттененный российским гербом, действует на граждан — люди просто цепенеют, и редко у кого хватает смекалки посмотреть на то, что удостоверение давно просрочено. Но для меня это лишь плюс, пусть и небольшой — в моем арсенале куча способов воздействия на нужных людей.

— Когда появится Илья Станиславович Курский, будьте добры, задержите его под каким-либо предлогом и сообщите мне. Я буду сидеть там, — махнув рукой в сторону до сих пор свободного кресла, снабдила я парня инструкциями.

— Хорошо, — кивнул он и неожиданно вышел из оцепенения. Заулыбался, попытавшись заигрывать.

Но я окинула его цепко-строгим взглядом и отошла. Сей образчик мужского пола совершенно меня не привлекал — хлюпик, не блещущий ни умом, ни фантазией.