Боулдера, здешним мужчинам это все еще нравится, — призналась мне Кристина.

Подозрение поразило меня.

— Ты видела это своими собственными глазами?

Ее взгляд блуждал по комнате.

— Однажды в запретном разделе университетской библиотеки. Я искала материалы, строго связанные с исследованиями, конечно.

— Конечно, — сказала я, приподняв брови.

— Пойдем. — Кристина взяла меня за руку и тихонько потащила за собой, из столовой и вверх по лестнице в их с Боулдером апартаменты.

Чувствуя себя мятежником, сбежавшим от моего тюремного охранника, или — от защитника, как любил называть себя Хан, я взбежала с ней по лестнице.

Мужчины стояли к нам спиной и обсуждали что-то, связанное с торговлей.

— Поторопись, — прошептала Кристина и сделала последние десять шагов, перепрыгивая через две ступеньки за раз, пропуская меня в свою комнату. — Ты думаешь, они заметили? — спросила она, запыхавшись, и прислонилась спиной к внутренней стороне своей двери, как будто была готова к тому, что ее вышибут в любую секунду.

— Скоро узнают, — сказала я с усмешкой, адреналин бурлил в моих венах.

— Тогда нам лучше поторопиться, — заключила она и оттолкнулась от двери, активируя свой браслет на запястье. — Зайти в Интернет, — проинструктировала она. — Просмотреть определение «Аллеи позора».

Ответил женский голос.

— Аллея позора. Пример возвращения домой на следующий день после незапланированного случайного сексуального контакта, обычно одетой в ту же одежду, что и предыдущим вечером.

Я сморщила лицо.

— Ты думаешь, мода так много значила для них?

— По-видимому, да, — задумчиво произнесла Кристина. — Представь, что ты стыдишь кого-то за то, что он носит одну и ту же одежду два дня подряд. — Кристина покачала головой. — Я делала это много раз.

— Я тоже. Тогда люди действительно были экстремалами, — отметила я. — Но было и другое выражение, о котором я задумалась, — сказала я. — Попробуй поискать «Натирать бобовый стебель».

— Хорошо. — Кристина только успела произнести команду, как дверь распахнулась и в комнату ворвались Хан и Боулдер.

— Что, черт возьми, ты делаешь? — Хан был у меня перед носом. — Ты что, глупая?

— Нет, — сказала я, мое сердце бешено колотилось. Мать всего хорошего, он был так близко, что я могла видеть каждую ресничку вокруг обычно золотисто-карих глаз, которые сейчас потемнели от ярости.

— Чем вы двое занимались? — спросил Боулдер у Кристины неодобрительным тоном.

— Ничем, — невинно ответила она, пытаясь заставить замолчать виртуального помощника, который искал выражение, о котором я спрашивала.

Боулдер и Хан обменялись взглядами, когда были произнесены последние слова.

— Повторить, — приказал Боулдер, и виртуальный помощник снова заработал.

— Натирать бобовый стебель, один из многих эвфемизмов для обозначения мастурбации, например, дрочить, онанировать, влажная фантазия, гонять лысого, дергать, полировать хобот, надувать бобовый стебель, душить курицу, заниматься рукоблудием, натирать воском, смазывать ствол… — Она продолжала болтать, в то время как оба мужчины повернулись и уставились на нас с недоверием.

— Что именно вы исследуете? — спросил Боулдер Кристину, которая выдала меня, воскликнув:

— Перл интересовали некоторые выражения, которых она не понимала.

Губы Хана изогнулись в коварной улыбке.

— Не понимала?

— Нет… я имею в виду… да, но если бы я знала значение, я бы это не искала.

— Тебе интересно, как мужчины мастурбируют?

— Это просто недоразумение, — быстро сказала я, но Хан уже выходил из комнаты, и подразумевалось, что я должна последовать за ним.

Выходя за дверь, я бросила последний взгляд через плечо и увидела, как глаза Боулдера смягчились, когда он подошел к Кристине. С ней все было бы в порядке, но, глядя на то, как Хан стремительно спускался по лестнице, я также знала, что у меня большие неприятности.

— Хан, — крикнула я ему вслед, но он направился прямо в свою комнату, а я за ним по пятам, и захлопнул дверь, как только мы оказались внутри. — Хан, — попыталась я снова, и на этот раз он обернулся и с раздраженным выражением лица прижал меня к стене.

— Ты думаешь, это шутка? — угрожающе пробормотал он.

— Нет.

— Ты заложница, Перл.

Я с трудом сглотнула.

— Скажи это! — потребовал он.

— Я заложница, — быстро сказала я. — Я думаю, что это уже установлено.

— Тогда почему, черт возьми, ты думаешь, что ты хозяйка дома и можешь вальсировать тут, как тебе заблагорассудится?

— Я так не думаю, — запротестовала я. — Нас не было всего несколько минут.

Ткнув пальцем мне в лицо, Хан тихо зарычал.

— Ты никогда больше не будешь убегать от меня, или я накажу тебя за это.

То, как он возвышался надо мной своим гигантским телом и неприкрытой мужественностью, было пугающим, и мои ноги слегка дрожали.

— Хватит всех твоих криков и угроз. — Я подняла руку, как щит. — Я услышала тебя в первый раз.

— Слышать и понимать — это не одно и то же, — прорычал он и прижался ко мне, физически подчеркивая, что он больше, сильнее и гораздо более угрожающий, чем я.

— Если ты нарушишь свое слово, я тоже могу нарушить свое. — Его глаза сверкали в моих, а губы чувственно коснулись моих губ, что заставило меня оттолкнуть его. Он не сдвинулся с места, но держал меня в плену своего тела и мужского запаха.

Я с трудом сглотнула, в кои-то веки не в состоянии подобрать слов.

— Это не угроза, Перл, это обещание. Сделаешь это еще раз, и я накажу тебя так, как мне заблагорассудится.

В его словах было сексуальное обещание, от которого у меня по спине побежали мурашки. Мне нужна была дистанция, и я снова толкнула его, и на этот раз он отступил достаточно, чтобы я смогла протиснуться мимо него.

Я побежала в ванную, мое тело тряслось от необходимости избавиться от эмоциональной перегрузки, под которой я находилась.

— Пять минут, — усмехнулся Хан. — Ты не будешь дуться в ванной всю ночь. Пять минут, а потом ты вернешься сюда.

Захлопнув за собой дверь и посмотрев в зеркало, я не узнала в отражении сверкающие глаза или опущенные брови женщины. Я выглядела мрачной и сердитой, как человек, потерявший душевное равновесие.

«Да, вот что происходит, когда ты вынуждена жить с мужчинами», — сказала я себе и глубоко вздохнула.

«Помни, кто ты есть, — донесся изнутри голос моей матери, и, закрыв глаза, я призвала на помощь самую храбрую часть себя. — Я сильная, уверенная в себе, умная, отзывчивая, и я делаю это, чтобы защитить Лауру и моих людей. Этот ужасный человек ничего не может сказать, чтобы унизить меня. Мне не нужно его одобрение, чтобы чувствовать себя хорошо. Пусть он кричит и угрожает мне; я взрослая женщина, а не беспомощный ребенок».

Воодушевленная своей ободряющей речью, я повернулась, чтобы посмотреть на свое отражение.

Я не могла