Несколько минут они боролись под одеялами, издавая разные звуки. Спрыгнула на пол подушка, убежало одеяло, улетела простыня. Они откинулись в изнеможении, обливаясь потом — и снова атаковали друг друга. В этом бурном эротическом хаосе мелькнула мысль: почему окно не закрыли? Их слышно на весь район, уже собаки начинают лаять!

— Что я наделала, как низко я пала… — в сытой истоме бормотала Бобышка, забираясь Максиму под мышку. Хихикнула, чуть не откусив ему кусочек руки. — Серьезные мы с тобой друзья… Чувствуется, что за отчетный период у тебя был сильный дефицит общения…

— Не узнаю тебя, Верка… — шептал Максим, еле возвращаясь в чувство. — Обычно ты другая…

— Это только сегодня, не волнуйся… Завтра я снова стану Бобышкой, буду на всех орать, строить этих бестолковых людишек…

А когда отгремела баталия и установилось затишье, она отобрала у Максима подушку, села, закурила — и призналась:

— Если честно, мне Макар Глуховец нравится. Но не явно, а очень глубоко в душе. В районе подсознания. Ни за что не признаюсь. Потрахаться предложит — по башке дам. Он постоянно меня раздражает и бесит, когда-нибудь я его точно прибью… Грешно, конечно, радоваться чужому горю, но когда Макар развелся, почувствовала облегчение. Ему плохо, а мне хорошо — и так стыдно было, что я такая бездушная сука…

— Когда он узнал, что я останусь у тебя, забеспокоился, тревожно стало человеку, — вспомнил Максим. — Мне кажется, он тоже к тебе неровно дышит. Но, как и ты, усердно скрывает…

— Отлично, — обрадовалась Бобышка. — Пусть понервничает.

— Глупые вы, — вздохнул Максим. — За тридцать каждому. Так и проживете где-то рядом, а под старость поймете, что счастье было близко, а не досталось…

— Без критики, пожалуйста, — проворчала Бобышка, затушила сигарету и прильнула к Максиму. — Мы сами разберемся, как нам гробить собственную жизнь… Можно я с тобой заночую, Максим? Не хочу идти в дом, там страшно…

Он проурчал что-то утвердительное, она обрадовалась, обняла его и замерла. Возникло смутное подозрение, что это затишье перед бурей…

Завитки тумана стелились над водой. Ночь была безветренной, на море господствовал полный штиль. Утлая плоскодонка с низкими бортами беззвучно скользила сквозь белесые завихрения. Только вода негромко журчала, стекая с весел.

— Хватит, Угрюмый, суши весла, — прошептал Максим и посмотрел на часы. До полуночи оставалось несколько минут. Глухо звякнули уключины, посудина скользила по инерции. От берега отошли на пару миль, объект приближался. Бодрая музыка разносилась по округе. Семеро пассажиров затаили дыхание. Волнение охватило людей, хотя открытой паники не было. Остались в прошлом сомнения, последние терзания, принятие «непопулярного» решения. Проблемы с реквизитом и амуницией успешно утрясли — дело не затратное. Все семеро оделись одинаково — облегающие трико, темные футболки с длинными рукавами, наготове маски из вспененной резины, закрывающие полностью всю голову. За плечами плоские рюкзачки, набитые «гражданской» одеждой, — неудобств они не доставляли, в случае нужды могли служить амортизатором.

Лодка выплывала из тумана. До объекта — комфортабельной «хардтоповой» яхты — оставались пустяки. Прогулочное судно стояло на якоре, на борту царило веселье, гремела музыка — пассажиры развлекались. По информации, собранной Ильичом, компанию объекту составляли деловые партнеры из ближнего зарубежья, несколько телохранителей и полдюжины местных «элитных» путан. Переговоры завершились, хозяин яхты под названием «Пенелопа» развлекал гостей. В районе кокпита горел фонарь. Еще один — на крошечной корме — освещал пятачок вокруг гребного винта. На передней палубе гремела ритмичная музыка, изгибались женские тела — там проходило что-то вроде дефиле. Стройные барышни с ногами до ушей были, в принципе, одеты. Но в процессе прогулок по «подиуму» одежды на них становилось меньше, а оголенных участков загорелой кожи — больше.

— Неделя высокой моды, блин, — презрительно фыркнула Бобышка. — Смотреть противно.

— Почему противно? — возразил Фаткин, и все остальные молчаливо с ним согласились. — Нормально смотрится. Смотрел бы и смотрел.

— Очки не потеряй, — покосился на него Максим.

— Не потеряю, — отозвался Фаткин. — Я их к голове привязал.

Из полумрака проявлялись элегантные обводы. Яхта среднего водоизмещения, метров двадцать с гаком от носа до кормы, белоснежно-белая. Хищные акульи очертания, стреловидный нос, надстройка с квартердеком и рубкой управления смещена к корме — вследствие чего на передней палубе, огороженной леерами, хватало пространства. Там и клубилась публика, извивались танцовщицы. Яхта относилась к разряду моторных — на ней отсутствовало парусное вооружение с такелажем и рангоутом. На корме просматривалась фигура наблюдателя, мерцал огонек сигареты. Сомнительно, что этот парень мог что-то увидеть дальше пятнадцати метров.

— Охренеть… — восхищенно прошептал Угрюмый, разбирающийся в водном транспорте. — Это же «Принцесса» — крутой британский производитель моторных яхт… Модель V-72, класс люкс, прямо из Плимута, да чтоб мне так жить… Цена — в районе двух лимонов «евробаксов». Пухлый дядечка, пухлый…

— Бюджет небольшого российского городка, — ухмыльнулся Фаткин.

— Прикупил, паскуда, по случаю, — презрительно фыркнул Ильич, — на деньги российских налогоплательщиков. Начал с себя обустраивать Родину, шельмец…

— Да ладно, Ильич, — нервно хрюкнул Фаткин. — У нас в стране свобода совести. Хочешь — имей ее, эту совесть, хочешь — не имей…

— Знаком с такими посудинами? — пихнул Максим Угрюмого.

— А то… — завистливо вздохнул Угрюмый. — Комфорта — по уши. Надежность — стопудовая. В машинное отделение можно не соваться — сплошная автоматика, управляется из салона. Водоизмещение сорок две тонны. Карбоновые люки, карбоновый хардтоп… Два двигателя — по полторы тысячи лошадей. Крейсерская скорость — тридцать пять узлов. Запас топлива — четыре тысячи литров, пресная вода — семьсот литров. Чтоб я сдох… Гуляй по морю и только солярку иногда подливай… Впрочем, не скажу, что эта хрень какая-то уникальная, — подумав, допустил Угрюмый. — У «Принцессы» в модельном ряду — десяток подобных. Отличаются водоизмещением, удобствами, понтами. Эта примерно средняя. Таких штуковин на Черном море — сотни.

— Управишься с такой?

— Да с ней и обезьяна управится, Максим… Вместо руля — джойстик, на нем все кнопочки — сиди да играйся, блин…

На палубе захохотали люди. Максим вздрогнул, всмотрелся. Оступилась рослая девица в ярком бикини, подломилась шпилька, она едва не покатилась с округлой палубы в воду. Метнулась приятельница, успела подхватить. Зааплодировали люди, сидящие в углублении за столиком.

— Готовность — минута, — прошептал Максим. — Пока народ не приступил к разврату… Все готовы? У всех хватит духа? — Он сделал паузу, всмотрелся в лица товарищей.