Что?! Я сразу же позабыл про Патарку и про несущийся ко мне в пятом ударе хлыст. Руки, оттянутые вверх верёвкой, мешают развернуться, но я, выгибаясь всем телом, оглядываюсь. Вместо спины плеть бьёт по рёбрам. Боль пуще прежней — но до неё ли теперь? Услышанное стёрло улыбку с лица. Хорты…

Расталкивая зевак, запыхавшийся охотник пробивается сквозь толпу к дому Хвана. Староста уже выскочил из дверей и спешит к горевестнику. Хорты…

Так вот значит, кто моего муфра с привычного места согнал. Все прежние беды забыты. Идёт беда по-настоящему страшная. Хорты идут!

Ло

Очень жаль, что я не могу читать мысли носителя. Вот о чём думал Кит, подмигивая тому рыжему? Почему улыбался? Улыбался, несмотря на пронзающую всё тело боль. Боль-то я как раз чувствую, как и всё остальное. В этом плане мой разум полностью интегрировался в организм носителя.

Боль полезна, как индикатор полученных повреждений. Тут они незначительны и не скажутся на функционале тела. Единственная опасность — попадение в раны заразы. Надеюсь, старуха, накладывавшая вчера мазь на предыдущие раны, своё дело знает и повторит процедуру сегодня. Со временем я сформирую защиту от вредоносных микроорганизмов, но это будет ещё не скоро.

Дно вселенной! Как сложно развивать тело в отсутствии привычных объёмов протоэнергии. На то, что раньше занимало часы, уйдут месяцы. А времени нет.

Хорты — это явно что-то опасное. Вон как все всполошились. Мальчишка забыт. Даже тот хромой, что махал кнутом, спешит к дому рыжего толстяка. Тот уже вовсю даёт указания, параллельно слушая испугавшего людей человека. Слух у Кита отличный — даже сквозь гул толпы мы прекрасно слышим о чём говорят эти двое.

Впрочем, говорят они громко. Взмокший от долгого бега мужчина частит — его речь для меня просто шум. Хван — имя толстяка я запомнил — орёт коротко. Тут немного понятнее — посылает кого-то за кем-то. Перепуганы все. Народ уже побежал, кто куда. Нам бы тоже бежать. Только руки затянуты в петлях верёвки.

О! Ловко. Кит и сам сумел высвободиться. Но удирать не спешит. Наоборот, потихоньку подбирается ближе к толпе. Тоже правильно. Пусть слушает. Нужно владеть информацией.

Глава пятая — Защитник

— От силы часа два! Драмад попробует увести, но их там тьма! Все мимо не пройдут!

Принёсший весть Фрон еле стоит, но язык его быстр — слова выпихивает потоком. Только дыхания мужику не хватает, и в паузы вставляет свои выкрики Хван.

— Запаливай костры! Смолу в чаны!

— Прут с юга! Вдоль самого края топи! Мы их раньше заметили, и я сразу дёрнул!

Представляю, как он бежал, если валится с ног. Фрон в ватаге Драмада выше всех стоит в ловкости. Кажется, за шестьдесят долей у него. Потому и послали, что самый быстрый из всех.

— Зейка! Мчи за Лодмуром! Они куда-то за ельник пошли! Отыщи! Или шкуру спущу!

Невысокий охотник из ватаги Варсага, тоже ловкостью славный, бросается в сторону ворот. За сборщиками и так уже побежали. Но сборщики, как и пастухи где-то рядом, а Лодмуровы спозаранку ушли — за два часа их догнать и обратно вернуть не получится. Отбиваться посёлку придётся половиной бойцов. Потому и взято у нас правило: две ватаги в походе, две дома. Чтобы в случае таком, как сейчас, не остаться совсем без защитников.

— Всё. Мне лечь надо.

Растративший последние силы Фрон пытается рухнуть, но его подхватывают стоявшие рядом. Потащили до хаты. Мужику до боя нужно в чувства прийти.

— Пики, стрелы наверх! Глум?! Где Глум?!

Хван вертит башкой, силясь отыскать в галдящей толпе предводителя одной из ватаг, что сейчас пребывают в деревне. Правильно. Не старосте командовать обороной. В отсутствии Лодмура самый сильный и опытный охотник у нас дядька Глум. Надо же, не пришёл на мою порку смотреть. Это радует.

— Здесь я!

На соборный пятак выбегает крепко сложенный воин. Лысая, как локоть, башка — Глум её каждый день подбривает — зато бородища лопатой до середины груди. Он один из четверых на посёлок, у кого есть дар Бездны. Воздухом умеет толкать. Дует так, что здоровые лбы с ног летят. Жаль, что только вблизи от себя может так, и не чаще, чем раз в два часа. На охоте бывает полезно.

У нас в каждой ватаге по одарённому. У Варсага есть дядька, что бьёт сильно-сильно. Только правой рукой и с оружием в ней. Топором или, скажем, дубиной может так приложить, что мозги на десяток саженей раскинет. Копьём тоже проткнёт что угодно, лишь бы то копьё удар выдержало. Кулаком тоже может, но свои кости жалко. Никакой крепи на это не хватит. Сам себя же переломает.

У Лодмура мужик один запах чует, что муфр. У Драмада другой кузнечиком скачет. Может с места прыгнуть саженей на пять. Но этих сейчас нет в посёлке.

— Что стоим?! В первый раз что ли хорты пожаловали?! — ревёт Глум зычным басом. — Ноги в руки — и все дело делать!

Народ, кто ещё оставался на пятаке собора, прыснул в разные стороны.

— Старики, бабы сносные, дети — по хатам! — орёт вслед им Хван.

Через пару мгновений на месте моей порки пусто. Только несколько мужиков из охотников обступили старосту с Глумом и о чём-то бубнят уже тише, активно размахивая руками.

— Ты чего ждёшь, безродыш? Не слышал отца? Ещё кнута выдать?

Ковыляющий мимо во всю скорость своих хромых ног сынок старосты зло зыркает из-под рыжих бровей. Спорить с Крагом бессмысленно. Тут он прав — чего жду, непонятно? Моё место в землянке. Мал ещё частокол защищать. В этом деле подростков равняют с детьми. Наверху будем только мешаться, мужиков отвлекать. Да и баб тоже.

Это только пузатые, у кого срок заметен, к старикам с мелюзгой отправлены — по домам сидеть, каждая свою дверь охранять. А не в тягости женщины тоже лук с копьём в руках держат крепко. У многих и троерост очень даже. В ватагах ведь и охотницы есть. Да и всяк дворовой худо-бедно с оружием ладит. Как-никак в лесу живем, а не в граде.

Я опрометью бросился к дому. Два часа — срок большой, но ещё малышню собрать надо. Перерыв пока был, разбрелись кто куда — по посёлку шататься позволено всякому. Марга им запретила идти на собор, смотреть, как меня пороть будут, значит шляются где-то. Они в этом плане понятливые — знают, что старуха прознает, если кто её слова