Глава девятая

Той ночью Андрей почти не спал, слишком взбудораженный произошедшим.

Клара плакала от счастья:

– Никто не давал ни единого шанса! Все врачи крест поставили на выздоровлении! Боже мой! – И все тормошила дочку: – Скажи еще что-то! Поговори! Какой у тебя голосок чудесный! Ты меня хорошо слышишь? А если шепотом скажу?

Малинка добросовестно слушала, повторяла, отвечала на вопросы – и все это спокойно, будто так и должно быть, словно и не было ее недуга или же она о нем позабыла.

– Наверное, это свойство детской психики. Дети верят в Деда Мороза, многие поразительные вещи и события воспринимают как естественные. Потому дети и сильнее нас, устойчивее. Только ребенок способен увидеть под кроватью зубастое чудовище, а через час заснуть как ни в чем не бывало, – говорил Андрей Шуре по телефону.

Он отвез домой Клару и Малинку, а потом позвонил лучшей подруге: не мог держать в себе такую новость.

Шура отвечала вроде бы и с энтузиазмом, удивляясь, радуясь чуду исцеления, но звучала в ее голосе какая-то вымученность, точно она говорила через силу.

– С тобой все хорошо? – озабоченно спросил Давыдов. – Ты сама не своя.

– Чья же еще, – устало проговорила Шура. – Нормально все, голова только побаливает.

– Небось, легла уже, а тут я со своими россказнями. Прости, Шурик, – повинился Андрей, – уже, оказывается, почти полночь, я и не заметил.

Закончив разговор, он свернул на свою улицу, сосредоточившись на дороге, объезжая колдобины и ямы. Фонари здесь не горели, более или менее освещенным был лишь центр Варвариного острова. Улица погрузилась во тьму, как в черную воду, лишь кое-где мрак рассеивали робкие проблески света.

Люди спали, но окна одного дома глядели в ночь лимонно-желтыми глазами. Это был дом Степана – дом, в который пришло горе, не давая жильцам покоя.

В небольших поселениях новости разносятся быстро, и Клара в разговоре обмолвилась, что потерявшая ребенка Лена отказалась возвратиться с мужем обратно на Варварин остров, решила остаться в Быстрорецке и развестись с Саней, считая, что никакого будущего у их семьи нет. А он, тяжело переживая все это, сидел дома и пил (типичная реакция).

Андрей проехал мимо их дома и скоро очутился в своих владениях. Припарковал машину, выключил двигатель… Сразу в дом не пошел: что-то потянуло его в сад, а оттуда – к обрыву.

Он стоял и вглядывался в ночь. Ни единого огонька ни на реке, ни на противоположном берегу, зато из-за туч вышла почти полная луна с небольшим откушенным боком и теперь пристально глядела с небес, разбрызгивая вокруг серебристое сияние. Река Быстрая лежала внизу, тихонько вздыхая, набегая волнами на крутой берег.

Давыдов почувствовал, что начинает замерзать, повернулся, чтобы идти в теплые комнаты, которые сейчас казались особенно уютными.

Повернулся – и ему почудилось, что в саду мелькнул силуэт: тень скользнула среди деревьев.

Он ничего не успел разглядеть, вообще не был уверен, что действительно что-то видел, но на всякий случай спросил:

– Эй, кто это там шастает?

Ему не ответили, и движения больше никакого не было. Просто ветер потревожил ветви деревьев, они изогнулись причудливо, а ему показалось, будто кто-то прошел.

Андрей миновал сад, вышел во двор и направился к двери дома, но снова заметил движение возле забора, в проеме, который предназначался для ворот и калитки. Он быстро обернулся и успел увидеть человеческую фигуру, которая метнулась вбок и скрылась в тени забора и растущего рядом с ним куста сирени.

– Эй! – снова крикнул Андрей. – Кто там прячется?

Он сделал было шаг в ту сторону, но замер, поймав себя на мысли, что не хочет, не может сделать ни шага. Во рту появился противный привкус, ладони стали влажными. Слишком уж стремительно и бесшумно двигался ночной гость. Слишком непонятными были все эти перемещения вокруг дома.

Потом Давыдов устыдился своей слабости. Что он – малый ребенок, чтобы бояться монстров?

Ребенок… Тень была невысокого роста. Быть может, это и вправду мальчик или девочка?

«Малинка», – пришло в голову, потому что это был единственный ребенок, которого знал Давыдов.

– Малинка! Это ты?

Андрей пересек двор и выглянул из проема.

«Надо обязательно достроить забор и установить ворота с калиткой!»

Никого. Он повертел головой: на улице пусто. С чего он взял, что это Малинка? Глупость какая, девочка давно спит и видит десятый сон, а Давыдов бродит в темноте и зовет ее.

Но кто-то ведь тут был! Стоял, купаясь в холодном лунном свете, глядел на дом.

«Не было никого!» – сердито возразил себе Андрей.

Чудовищ нет, если в них не верить.

Оказавшись дома, заперев дверь, он почувствовал себя в безопасности, но на всякий случай обошел комнаты, включил везде свет, проверил все. Когда заглянул в кабинет, ему послышались осторожные шаги за окном, но Давыдов осадил себя: хватит, никого нет! Однако втайне порадовался, что жалюзи опущены: если все-таки кто-то и есть, Андрея он не увидит.

Проделав привычные вечерние процедуры, Давыдов улегся в кровать, но сон бежал от него, веки не желали смыкаться. Так и провалялся до самого утра. Мысли в голову лезли самые разные, одна другой хуже. Ночные мысли, как тощие голодные волки студеной зимой: они грызут твое сердце, высасывают мозг, обгладывают каждую клетку – питаются твоими сомнениями, тайными страхами, одиночеством. Ведь тот, кто не спит, всегда пронзительно одинок: окружающие уплыли в сон, а его оставили на берегу…

Андрей пытался мыслить рационально, чтобы адекватно оценить свое состояние. При попытке сформулировать на ум приходило слово «непокой».

Варварин остров, несмотря на его провинциальность, серость, скучную обыденность, неухоженность и нищету, был чем-то большим, нежели просто полузаброшенный городишко, каких на бескрайних просторах России сотни и тысячи.

В нем было нечто еще. Какая-то тайна.

Храм и икона святого, обладающая целительной силой… Андрей ничего не слышал, нигде не читал про Панталиона. Но такой сильный святой прямо-таки обязан быть на слуху, как Николай Чудотворец или Георгий Победоносец!

Идем далее. Внезапное выздоровление Малинки, которую доктора считали безнадежно больной, а главное – ее теперешнее состояние. Девочка говорит без запинки, будто всю жизнь отлично слышала и разговаривала. Ее не нужно учить произносить звуки и слова, речевой аппарат работает идеально.

А тени, шорохи и то почти незаметное, то явственное ощущение чужого присутствия? Раньше Давыдов не боялся ни темноты, ни того, что может в ней обитать, теперь же сделался пуглив, как барышня-институтка.

Непокой…

Чем он вызван?

Поутру, как это обычно и бывает, все стало выглядеть несколько иначе. Андрей пил кофе, стараясь взбодриться (поспал всего