– Возможно, ты не в курсе, но в сентябре меня выбрали председателем городского родительского комитета.

– Круто, – говорит Гвенди с искренним восхищением. – Поздравляю.

– Да ладно. – Бриджит улыбается, закатив глаза. – Госпожа сенатор, важная птица.

– Я не сенатор…

– Не важно. В общем, в этом году я отвечаю за новогодние торжества. Если позволит погода, праздник будет на площади у мэрии, и я подумала…

Гвенди молчит. Она уже догадалась, что будет дальше.

– …ты сможешь сказать небольшую речь?

Гвенди сразу же вспоминается один из любимых маминых афоризмов: Не ищи легких путей, ищи правильный путь.

– На две-три минуты, не больше. Но я пойму, если ты вдруг не сможешь, или не захочешь, или у тебя уже есть какие-то другие планы…

Гвенди кладет руку ей на плечо.

– Я согласна.

Радостно взвизгнув, Бриджит заключает ее в объятия.

– Спасибо, спасибо, спасибо! Ты даже не представляешь, что это для меня значит.

– Только смотри, чтобы у тебя в руках не было кружки с горячим шоколадом, когда к тебе подойду.

Бриджит хихикает и разжимает объятия.

– Хорошо.

– Я тебе позвоню на следующей неделе. Договоримся, когда и куда приходить.

– Отлично. Еще раз огромное спасибо. – Бриджит идет прочь, потом оборачивается. – С Рождеством!

– И тебя с Рождеством! Удачно мы с тобой столкнулись.

Гвенди выходит из магазина и пробирается сквозь толпу. Она уже видит скамейку, где сидит мама, и собирается помахать ей рукой – но рука застывает в воздухе.

Мама сидит не одна.

Сердце Гвенди пронзает ужас, и она мчится к скамейке, расталкивая всех на своем пути.

– Кто это был? – Голос Гвенди чуть не срывается на крик. Она лихорадочно осматривает толпу покупателей. – С кем ты сейчас говорила?

Миссис Питерсон удивленно глядит на дочь:

– А что… что случилось?

– Человек в черной шляпе. Ты сейчас с ним говорила… Ты его знаешь?

– Нет, он приезжий. Гостит у друзей. Он задал мне пару вопросов и пошел своей дорогой.

– У каких друзей он гостит?

– Он мне не докладывал, а я не спросила, – говорит миссис Питерсон. – В чем дело, Гвен?

Поднявшись на цыпочки, Гвенди тянет шею и высматривает в толпе человека в черной шляпе.

– О чем он тебя спрашивал?

– Так, дай-ка подумать… Он спросил, нравится ли мне Касл-Рок. Я сказала, что живу тут всю жизнь. Это мой дом.

– О чем еще?

– Он попросил порекомендовать ему хороший ресторан. Сказал, что не ел нормальной горячей пищи уже много недель и жутко проголодался. Я подумала, что это странно. Для человека, который хорошо одет.

– О чем еще он расспрашивал?

– Больше ни о чем. Мы очень быстро поговорили, и он ушел.

– Как он выглядел? Можешь его описать?

– Он был такой… – Миссис Питерсон умолкает на пару секунд. – Высокий, худой. Вроде бы твой ровесник. Глаза, кажется, голубые.

Она встает и берет со скамейки пакеты с покупками.

– Ты мне расскажешь, что происходит? А то я уже начинаю за тебя волноваться.

Думать приходится быстро. Гвенди делает непроницаемое лицо и говорит:

– Есть один репортер, в Вашингтоне. Донимает меня уже почти месяц. Очень назойливый и вообще неприятный тип. Издалека мне показалось, что это он. И я испугалась, что он приехал за мной сюда.

– Ох ты, Господи, – говорит миссис Питерсон, и Гвенди тут же становится стыдно, что она соврала маме. – Тот джентльмен показался мне очень приятным, но внешность часто бывает обманчивой, да?

Гвенди коротко кивает.

– И с каждым днем становится все обманчивее.

Морозный воздух обжигает легкие, но это приятное ощущение. Даже жжение в ногах радует, как встреча со старым другом. После похода по магазинам Гвенди отвезла маму домой, и больше всего ей хотелось скорее вернуться к себе в квартиру и завалиться спать, но у ее мозга явно были другие планы на вечер. Особенно после испуга, охватившего ее в торговом центре.

Она бежит вниз по склону, по Плезант-роуд. Улица хорошо освещена, дворы частных домов сверкают веселыми огоньками рождественских гирлянд, но на шоссе номер 117 фонарей уже меньше, их бледно-желтый болезненный свет лишь относительно разгоняет густую вечернюю темноту. Гвенди ускоряет темп, направляясь к старому крытому мосту через Боуи-Стрим.

Пробежка для Гвенди – это не только физическое упражнение, но и форма медитации. В тех редких случаях, когда из-за очень плохой погоды ей приходится заниматься на беговых тренажерах в спортивном зале Юношеской христианской ассоциации, она слушает музыку в плеере – обычно что-нибудь бодренькое и ритмичное вроде Бритни Спирс или «Backstreet Boys», из-за чего Райан постоянно ее подкалывает, – но пробежки на улице почти всегда проходят в полной тишине. Только Гвенди наедине со своими сокровенными мыслями, знакомые звуки города или деревни и ритмичные удары подошв ее беговых кроссовок по асфальту.

Сегодня Гвенди размышляет о муже.

Конечно, она за него беспокоится и переживает, что он не успеет вернуться домой к Рождеству, но она понимает, что эти тревоги не подвластны контролю разума и даже в чем-то эгоистичны. Райан делает свою работу, подчас опасную, но любимую, и эту страсть Гвенди поддерживает безусловно – как Райан поддерживает ее собственную страсть к работе. Это одна из причин, по которым им так хорошо вместе. Может быть, в обычной жизни они оба предпочитают компанию друг друга и тихие домашние радости – прогулки по лесу, игры в кункен за кухонным столом, вечерние сдвоенные сеансы в местном автомобильном кинотеатре – шумным светским собраниям и открытиям модных художественных галерей, но когда надо работать, они принимаются за работу. Настоящая страсть почти всегда требует жертв.

Тогда почему мне сейчас так тревожно? – думает Гвенди, приближаясь к старому мосту. Это не первая командировка Райана в горячую точку. И даже не третья и не четвертая.

В голове проносится вихрь вероятных ответов: потому что близятся праздники; потому что ее мама все еще восстанавливается после страшной болезни; потому что в ее жизнь вернулся пульт управления и она совершенно не представляет, что c ним делать.

Гвенди раздумывает об этом еще минут пять, потом вычеркивает из головы все посторонние мысли и слегка ускоряется, глядя прямо перед собой и сосредоточившись на дороге.