— Где связь?

Он удовлетворённо кивнул:

— Я так и предполагал.

У мастера знаков мы не разговаривали. Он насвистывал что-то себе под нос, рисуя на наших правых ладонях символы Рода Бишиг; Ёши смотрел на свою левую ладонь, где остался знак Рода Се, а я — всё больше в сторону.

В склеп мы спустились, когда недоброе зимнее солнце уже клонилось к западу. Дом Ёши был порядком запущен и совершенно терялся среди огромного дикого сада; Ёши представил меня охраннику, бросил горсть зерна в кормушку, плюхнул туда же пачку сливочного масла: налетевшие отовсюду синицы бесстрашно садились ему на руки и тёрлись цветными грудками о ткани. В склепе было сухо и пыльно; я украдкой провела пальцем по могильной плите и не удивилась, увидев на подушечке липкую черноту.

— Не нужно этого делать.

Я пожала плечами.

Склеп разбегался тремя коридорами, и в небольшом пространстве между ними уже висело зеркало, — огромное и очень старое, в тяжёлой бронзовой раме. В нём отражался другой склеп, такой же неухоженный: тот, что остался на острове, под разваливающимся замком Се. Теперь Ёши вешал ещё одно, новое зеркало, — оно, сделанное из того куска, что и зеркала в наших запястьях, навсегда соединит нас — а ещё эти могилы и островной склеп Рода Бишиг.

С островом я договорилась ещё в воскресенье, и там уже висело ритуальное зеркало.

— Позаботься о моих предках, — сказал Ёши на изначальном языке и протянул мне свой нож, лезвием к себе.

— Позаботься о моих предках, — эхом отозвалась я и подала ему свой.

Татуировку пекло, и я разрезала другую ладонь. Кровавые знаки на зеркале смешались, соединились в один, и в темноте отражения зажглись вереницей лампадки покойных Бишигов.

Осветить саркофаги Се Ёши не потрудился, и обратно мы шли в одном только неверном свете фонаря.

Я устала и замёрзла, голова помутнела, хотелось курить и нормально поесть, и оставшееся дело — переезд, — вызывало у меня ровно столько воодушевления, чтобы не удавиться прямо на месте. Но всё оказалось не так страшно: Ёши нанял какую-то компанию, которая пригнала грузовую машину и упаковала вещи в большие, аккуратно подписанные коробки. Наша Змеица тащилась следом, и теперь короба стояли у задних дверей особняка Бишиг пирамидой, рабочие сновали туда и сюда, отшатываясь от услужливых големов, а Ёши разговаривал о чём-то с бригадиром.

Прищурившись, я читала подписи. «Перья красн.», гласила наклейка на верхней, узкой и длинной, коробке. Прямо под ней стоял куб «Косточки крупн., не кантовать», а в самом низу — три одинаковых ящика: «Липа № 1(3)», «Липа № 2(3)» и «Липа № 3(3)». Всё это было проклеено красным скотчем, и их бодро волокли в будущую мастерскую Ёши.

Ящик с инструментами Ёши рабочим не доверил и держал в руках, а к «документам» не проявил никакого интереса.

Тьма его покусай, мне ведь жить с этим человеком. Жить! Вероятно, довольно долго; завтракать за одним столом, обсуждать планы на выходные, распределять родовой бюджет, посещать склеп по субботам, а когда-нибудь — рожать детей. А он, совершенный чужак, привёз в мой дом какие-то косточки и теперь следил ревностно, чтобы их действительно не кантовали при выгрузке.

— Давайте знакомиться, — предложила я, вздохнув.

Ёши глянул на меня искоса.

— Ну, попробуйте.

Я на мгновение зависла и не придумала ничего лучше одного из вопросов, которые использовала для собеседования с потенциальными слушателями своего спецкурса:

— Если выбирать что-то одно, что вы хотели бы создать своей силой?

Ёши молчал очень долго, а потом сказал медленно:

— Мастер Пенелопа, вы, возможно, забыли. С сегодняшнего дня моя родовая сила спит.

Он покрутил запястьем, и блики света рассыпались по утоптанному сероватому снегу. Я побледнела и вхолостую щёлкнула зажигалкой, ещё раз и ещё, а потом плюнула на этикет, и так безвозвратно нарушенный, и закурила.

Ёши смотрел на разгрузку с ровным лицом. Я курила, чувствуя, как январский холод пробирается под кожу, и пыталась понять, почему у меня дрожат руки.

Взметнулись ткани. Ёши накинул мне на плечи свой верхний халат и, ничего не сказав, ушёл в дом.

xi

— С победой! — торжествующе сказала бабушка и отсалютовала мне бокалом.

Я вяло улыбнулась. Быть может, зря, — но я не чувствовала себя победительницей. Хотелось умыться, скурить чего-нибудь покрепче и запереться в мастерской на неделю, поставив в дверях охранника-голема.

— Ты настоящая Бишиг, моя дорогая, — продолжала бабушка. Она привлекла меня к себе, обняла и похлопала по плечу. — Ну, ну! Сделай счастливое лицо. Что тебе не так, Пенелопа?

Я пожала плечами и улыбнулась старательнее.

В бабушкином кабинете, как всегда, было темно и душно: она стала мёрзнуть к старости и любила натапливать свои комнаты так, чтобы каждый посетитель мгновенно покрывался мелкой испариной, а я — оплакивала счета. Впрочем, это было не более чем мелкое неудобство, и мне не хотелось отказывать в нём бабушке.

Она прошла, опираясь на посох, к столу в эркере и уселась в своём высоком кресле, а я плюхнулась на стул. Узловатые пальцы встряхнули бумаги, перебрали ворох плохо откопированных листов.

— Милая, от твоего лица у меня кисло во рту, — попеняла бабушка.

А потом цепко вытащила из кипы листов фотографии. Это тоже были плохонькие копии, корявые и все в полосах, но главный герой в них узнавался легко: это был Ёши, в анфас и в профиль, портретно и в полный рост, одетый, в трусах и полностью голый, — как и положено для снимков в контракте. Мне тоже пришлось такие сделать, и ради этого наш семейный юрист специально нанял неболтливого фотографа из тех, чьи контакты передают между Родами. Я подозревала, что он снимал и меня, и моего тогда ещё жениха, и ещё примерно сотню будущих новобрачных разной степени осчастливленности, — но, надо отдать ему должное, он был исключительно профессионален, не позволил себе ни единого лишнего слова и большую часть съёмки прятался под чёрным покрывалом фотоаппарата.

Вообще говоря, многообразие снимков вызывало нехорошие ассоциации с той самой проституцией, которой изначально назвала моё замужество Ливи. Так, в перечне была отдельно указана необходимость запечатлеть соски в стоячем и спокойном состоянии, — со вторым вышла заминка, потому что в студии было довольно-таки прохладно. С другой стороны, присланные Ёши фотографии и вовсе напоминали анкету порноактёра, так что всё честно.

— Интересно, откуда у него шрам, — хихикнула бабушка, перебирая карточки. — Смотри, какой фактурный.

Я вздохнула. Шрам я уже видела: он был, по правде сказать, не фактурный, а ужасающий — почти круглое пятно келоидного рубца с