Это я изменилась, и не было шанса вернуться обратно, а Томас не желал принимать никаких изменений, в его личном измерении все было создано раз и навсегда, и коррективы не предусматривались.

— Тогда зачем идешь с ним встречаться? — нахмурилась Мари, тормозя перед светофором.

— Мы расстались как-то… неправильно, — пожала я плечами. — Пора сделать это более цивилизованно. Ну вроде как завершить круг, я думаю.

— Вы не расстались неправильно, девочка ты моя. Ты ушла из больницы, разбитая после потери ребенка, просто потому, что не могла видеть отсутствие даже тени сожаления на лице этого эгоиста из-за вашей общей беды, — стукнула защитница моих прав по рулю и, ойкнув, затрясла ушибленной рукой. — Если бы он не был настолько зациклен на себе любимом, то мог бы хотя бы сделать вид, что расстроен.

— Нет, дорогая, лицемерие вообще не в характере Томаса, и за это я его тоже любила. Он всегда четко и ясно доносил свои взгляды на что бы то ни было до всех, никогда не притворяясь и не пытаясь подстроиться. Он не хотел детей и говорил мне об этом сразу же, поэтому и сожалеть ему было не о чем. И это целиком моя проблема, что я себе почему-то выдумала, что не хочет он ребенка только пока его не существует в реальности, а когда появится — что-то в нем изменится.

— Так, а вот сейчас стоп, Алеена! — сердито прикрикнула на меня подруга. — Если он действительно не хотел детей ни за что и никогда, кто тогда в животе у Изабеллы? Готовый вылупиться Чужой?

Я поморщилась, потому как хоть и не так остро, но все еще болело.

— Я не знаю, Мари. Может, это и правда, что со мной он был одним, а с ней стал совершенно другим. На самом деле, я не очень хочу опять выдумывать эти «почему». Еще и поэтому согласилась встретиться с Томасом. Пусть он все скажет сам, и на том и закончим.

— Прости, если все эти разговоры заставляют тебя страдать, подруга, — нежно погладила меня по плечу Мари.

— Нет, это больше не страдания, милая, — выдавила я улыбку.

Волшебная анестезия чувств, невесть откуда взявшаяся после всего одной случайной ночи с Мангустом, носила, судя по всему, пролонгированное действие. Куда как больше печалило сейчас то, что я больше не увижу этого парня, очевидно, а если и увижу, то для него случившееся между нами не будет иметь такого же значения, как для меня, нежели хоть какие-то переживания, связанные с нашим с Томасом прошлым и настоящим. Я не слишком блещу умом и легкомысленна, позволив себе увлечься на пустом месте незнакомцем, отталкивая от себя проблемы долгих и крепких некогда отношений? Ну пусть так.

— Давай я с тобой пойду? — тут же переключилась Мари. — И если Томас что-то опять…

— Мари-и-и! — взмолилась я. — Мне двадцать семь, а не пять!

— Ну и что? Всем нужна поддержка.

— Я тебя обожаю, знаешь? Спасибо, но я сама.

— Тогда подожду? — проканючила она, но я покачала головой, собираясь покинуть салон. — Но ты мне позвонишь, как только вы закончите!

— Обязательно, мой генерал! И с меня оплата ремонта твоей машины!

Мари прошептала что-то раздраженное, но я ее уже не слушала, заметив у дверей ресторана бывшего супруга.

Он, двигаясь с присущей ему грациозностью, пошел мне навстречу, лавируя между прохожими, и встал напротив, окинув взглядом с ног до головы, явно отмечая все до мелочей, не пропуская ни единой детали. Я ответила ему тем же, констатируя извечно идеальную посадку пиджака и брюк, слепящую белоснежность и выглаженность рубашки, безупречный выбор галстука, запонок, часов.

— Добрый вечер, Алеена! — Он слегка коснулся губами костяшек моих пальцев. — Ты выглядишь… хм… своеобразно.

Да уж, в джинсах, пусть и от лучших брендов, видеть он меня не привык. Томас был приверженцем классического стиля в одежде и прививал его мне во время нашего брака, впрочем, я тогда не была против.

— Не уверен, что твой наряд сочтут здесь подходящим. — В его голосе не прорвалось недовольство, когда он оглянулся на вход в один из его любимых ресторанов, ведь Томас никогда не терял самообладания. Почти никогда.

— Мы можем и на улице поговорить.

— Тема серьезная, дорогая, такое не стоит обсуждать на бегу.

— Мы можем пройтись до парка или зайти вон в ту пиццерию, — указала я на заведение дальше по улице.

Уголок рта Томаса презрительно дернулся. Ну еще бы! Он и пиццерия, пусть и одна из самых престижных.

— Удобнее будет просто поехать в наш пентхаус. Он же совсем рядом.

— Твой пентхаус, — машинально поправила я. — И нет, я не считаю это удобным. Ты его не продал разве?

— С чего бы? — поднял светлую бровь бывший муж. — Он нам всегда очень нравился, я не собираюсь с ним расставаться.

Что-то мне не по душе это его повторение «наш» и «нам».

— И все же я предпочту посидеть в кафе или обсудить все на ногах. Не мог бы ты перейти к делу.

— Естественно, — кивнул Томас, и мне вдруг подумалось, что он не скажет ничего хорошего. — Я бы хотел, чтобы ты вернулась домой.

— Что, прости? — опешила я. — Мы расстались и разведены, ты не забыл?

— Не разведены окончательно, дорогая. И я всегда предпочитал это называть «разъехались» и воспринимать как то, что ты взяла паузу в наших отношениях. Поначалу я был сердит на тебя, но посещения моего психоаналитика помогли мне понять: все годы нашего брака мы были неразлучны, и тебе просто понадобилось пространство. Это абсолютно нормально.

— Томас! Я не взяла паузу! Я ушла насовсем, потому что у нас с тобой радикально не совпадают взгляды на появление в семье детей! Для меня это необходимость, делающая семью полной, а для тебя — недопустимая помеха, ее разрушающая.

Посетители кафе, куда мы уже успели войти, повернулись к нам, и Томас сделал мне знак говорить тише.

— Тут мы и подходим к самому главному, Алеена, — все так же невозмутимо произнес он. — Я нашел решение этому, так называемому тобой, неразрешимому противоречию наших взглядов на этот неприятный вопрос. Ты хочешь иметь биологического потомка — я тебе его обеспечил. Изабелла вынашивает его для нас.

— Что… погоди… не понимаю… — Моя речь будто отнялась на пару секунд от шока. — Как, Томас?!

Его улыбка прямо-таки лучилась самодовольством.

— Помнишь, мы с тобой сдавали весь биологический материал, в том числе и твои яйцеклетки и мои сперматозоиды в криобанк?

Я замерла, припоминая, что в первый год брака мы действительно это сделали, хотя сейчас уже и не всплывало в голове причин, по которым Томас меня на это уговорил. Видимо, это тогда было остро модно, какая-то массовая акция сохранения для потомков лучшего генетического материала или вроде того. И, само собой, мой муж считал свои гены достойными сохранения более чем чьи бы то ни было, пусть прямое воспроизводство его и не интересовало.