Ч – 204

Валентин просыпается, как будто его пихнули.

Он часто моргает, садится рывком, будто жертва кораблекрушения, вынырнувшая из воды. Успевает подхватить на лету забытый на коленях ноутбук, глубоко вдыхает. Часы на DVD-плеере показывают 5:12. От дурного предчувствия сводит живот. Он встает, идет в спальню матери, открывает дверь.

Ее фигурка скорчилась на боку, одеяло отброшено, хотя она всегда мерзнет.

Что-то тут не так.

Валентин стоит в дверях на ватных ногах, не в силах шагнуть в комнату. Видит пустую бутылку из-под воды на ночном столике, угадывает по металлическому блеску блистеры от таблеток, разбросанные по ковру. В ушах звенит, прошибает ледяной пот. Он делает шаг. Второй. Не решаясь дотронуться до матери, обходит кровать, чтобы увидеть ее лицо. В пробивающемся сквозь ставни свете уличного фонаря он может разглядеть закрытые глаза и приоткрытый рот. На простыне следы рвоты.

– Мама! Мама?

Он кидается к кровати, схватив мать за плечо, переворачивает ее на спину. Лихорадочно ищет пульс, дыхание, биение сердца.

Ничего.

Кожа уже холодная. Мать умерла несколько часов назад.

Валентин пятится. Непроницаемый кокон окутывает его тело, он словно под наркозом.

И вдруг оболочка прорывается.

Он падает ничком на слишком мягкий ковер, извивается, рыдает, кричит, прижав колени к животу.

Как она могла оставить его после этого идеального дня? Как могла оставить его одного теперь, когда конец света надвигается на него с устрашающей медлительностью? Как могла уйти, когда он сделал всё, чтобы она была счастлива? Как…

Его взгляд цепляется за расплывчатое светлое пятно в руке матери. Носовой платок? Бумажка? Не в состоянии подняться, он ползет к кровати, разжимает холодные пальцы, разглаживает зажатый в них листок. Он исписан наклонным почерком матери.

Валентин,

неужели ты вправду думал скрыть от меня истинное положение вещей? Я понимаю, почему ты попытался, милый. Но, хоть я и больна, не держи меня за дуру.

В последние годы я часто злилась на себя за то, что стала камнем у тебя на шее. Я знаю, насколько мое состояние мешает тебе жить, и понимаю, чем ты пожертвовал, – возможно, понимаю лучше, чем ты сам. Лично мне десятью днями больше ничего не даст, а десятью днями меньше будет облегчением. Для тебя же, наоборот, это вопиющая несправедливость.

Если это последние дни, которые тебе остались, ничего дороже этой отсрочки у тебя в жизни нет.

Не может быть и речи, чтобы ты провел ее, поддерживая меня и тетешкая. Ты свободен, Валентин. Это мой тебе последний подарок: я освобождаю тебя от себя, хочешь ты этого или нет. Пусть каждая оставшаяся секунда будет для тебя драгоценностью, хрупкой, как полевой цветок Помнишь, как в то лето ты наотрез отказался собирать маки, потому что я сказала тебе, что в руке они умирают быстрее, чем если оставить их в земле? И как безутешен ты был назавтра, когда они завяли за ночь? Бывают обстоятельства, с которыми невозможно бороться. Отголоски прошлого и темная пелена, накрывшая мои мысли, именно таковы. Не давай горю отнять у тебя то, чего ты заслуживаешь больше, чем кто-либо. Живи и люби что есть сил, Валентин, чтобы никакие сожаления не мучили тебя, если эти взрывы станут концом твоего пути.

Спасибо тебе, что озарил эти тридцать два года нежностью, о существовании которой я и не знала, пока в моей жизни не появился ты. И спасибо за наш незабываемый последний день.

Тебе необходимо подумать о себе.

Я люблю тебя.

Ты не представляешь, как я тебя люблю.

Мама

Не в силах сдержать сотрясающие его рыдания, Валентин снова и снова перечитывает письмо матери; он цепляется за него в отчаянии, как будто, проговаривая нараспев эти слова, может вернуть ее к жизни, отменить ее поступок. Мой тебе последний подарок. Как ей могло в голову прийти, что ее смерть будет ему подарком? Абсурд. Абсолютный нонсенс. Валентин никогда еще не чувствовал себя таким одиноким в этом мире. У него больше никого нет. Он скоро умрет, и у него никого нет.

Он не знает, сколько прошло времени, постепенно свыкаясь с бездной, которую разверзла в нем утрата матери, но, когда его глаза в тысячный раз устремляются на безжизненное тело, слезы иссякают. Он долго смотрит на нее. Потом поднимается, садится у изголовья и бережно накрывает ее белой простыней. После этого он покидает комнату, покидает квартиру, покидает дом, покидает свою жизнь без нее.

Он больше не вернется.

Ч – 204

Сара запирает входную дверь.

Когда Гвен будил ее ночью, она не смогла подняться и вновь провалилась в сон без сновидений до пяти утра. Она садится в машину, где он уже ждет ее. Смотрит в навигатор в своем телефоне, ищет маршрут посвободнее. Таких нет, быстро убеждается она. Им не избежать колоссальных пробок, образующихся в западном направлении. Со вздохом она заводит «рено клио», зажигает фары, включает первую передачу.

Их взгляды встречаются. Она читает в глазах Гвена ту же боль, которую чувствует сама. Они знают, что умрут через несколько дней; покинуть дом значит смириться с этим, как и с тем фактом, что семьи, о которой они мечтали, никогда не будет. Что остается у них без этого замысла, который скреплял их чету, даже когда они были еще не готовы воплотить его в жизнь?

Мы.

Остаемся мы.

И несказанная сила, которую они черпают друг в друге.

Сара жмет на газ и выезжает на шоссе. Десять минут спустя она встраивается в длинную вереницу машин, еле-еле ползущих вперед.

Ч – 204

Лили-Анн смотрит на свою пустую квартиру. Браим забросил домой пару с ребенком и привез ее сюда. Он сказал, что подождет внизу, пока она соберет вещи. Что же ей надо взять? Что берут с собой, пересекая полстраны за девять дней до конца света? Практичное и необходимое. Или, наоборот, всё остальное?

Она достает из стенного шкафа рюкзак, запихивает в него толстый вязаный свитер, две футболки, белье, легчайший спальник, жестяную фляжку, две пачки печенья, семейную фотографию, сделанную прошлым летом, карманный фонарик, зарядник для смартфона, упаковку парацетамола, несколько тампонов, миниатюрный альбом комиксов «Кальвин и Хоббс», зубную щетку.

Перед тем как уйти, она роется на полках в кухне, отыскивает мешочки для льда и наполняет один чистой водой. Подходит к банке с золотой рыбкой.

– Едем на прогулку, Лоум.

Она вылавливает его сачком, осторожно кладет в мешочек, добавляет водоросли и цветные камешки, закрывает и аккуратно укладывает в пластиковый контейнер.