На прощание она прикоснулась лапой к двери, и мы с Джорджем сделали то же самое с другой стороны стекла, а потом отправились домой.

– Знаешь, если я когда-нибудь снова решу влюбиться, то, наверное, выберу Хану, – промурлыкал Джордж.

– И если бы ты не поклялся больше никогда не влюбляться, я бы, возможно, благословил тебя, – усмехнулся я.

Впрочем, у меня уже созрело решение. Я слышал, как кто-то сказал, что на Рождество нельзя оставаться одному. Этому же меня научила жизнь, и мне не хотелось, чтобы Хана провела этот день в одиночестве. Если ее семья собирается встретить Рождество с нами, значит, и она должна к нам присоединиться. Я должен был придумать, как это устроить.

После обеда я отложил в сторону мысли о Хане. Пора было наведаться к Тигрице. Все последние дни я старался гнать от себя тревоги и сомнения, но они не давали мне покоя. Мы почти не виделись с тех пор, как она сказала мне, что полностью оправилась от болезни. Даже Джордж жаловался, что ему не удается застать ее. Другие кошки с Эдгар-Роуд тоже заметили перемены в ее поведении. Мало того, что она почти не появлялась на улице, так еще и выглядела притихшей, совсем не похожей на прежнюю своенравную Тигрицу. На днях она даже не стала грубить Лососю. Во мне крепло дурное предчувствие, я был уверен, что дело нечисто. Ощущал это нутром.

Одним словом, я хотел, не привлекая внимания Джорджа, пойти и разобраться с этим. Я был очень проницательным котом, и интуиция подсказывала мне, что не все так хорошо. Поэтому я решил, что больше не позволю себя обманывать. Если Тигрица не хочет общаться со мной, пусть скажет об этом в глаза. Конечно, она не могла отвернуться от Джорджа, ведь он считал ее своей мамой, и это совсем другие отношения, их так просто не перечеркнешь. Да и не следовало их перечеркивать. Беспокойство сменилось во мне злостью, но ненадолго – тревога все равно взяла верх. Нет, мне определенно нужно было докопаться до истины.

Джордж ушел – якобы по делам. Я знал, что дел у него нет никаких, но не стал спорить. Тем более что меня это устраивало. Я хотел поговорить с Тигрицей начистоту и не собирался позволить ей увильнуть от ответа.

Я ткнулся в кошачью дверцу и стал ждать. Казалось, прошла целая вечность, и я постучался снова. Наконец Тигрица вышла через дверцу, и я ужаснулся – она так исхудала за то время, что мы не виделись!

Когда мы познакомились, Тигрица была довольно упитанной: она любила поесть и вела ленивый образ жизни, но я открыл для нее радость физических упражнений, и она заметно постройнела, но про кошку, что сейчас стояла передо мной, я бы сказал: «кожа да кости». Я мысленно прикинул, сколько времени прошло с нашей последней встречи. Неделя. Как же она могла так измениться всего за неделю?

– Тигрица, – только и смог произнести я. Слова будто застряли в горле. Я скучал по ней, и Джордж скучал. Мы ведь одна семья.

– Прости, что избегала тебя, Алфи, – сказала она. – Но, знаешь, я сейчас выгляжу не очень хорошо, – попыталась она отшутиться.

– Что происходит? Мне нужно знать, и не только ради себя, но и ради Джорджа. Он тоскует по тебе, и он еще маленький. Ты выглядишь ужасно.

– Спасибо.

– Ты знаешь, что я имею в виду, – сказал я.

– Даже не знаю, как тебе сказать. – Ее голос стал печальным. – Я избегала вас обоих.

– Ты встретила кого-то другого? – спросил я. Это могло объяснить потерю веса. Клэр говорила, что она всегда худеет, когда влюбляется. Тигрица сузила глаза, глядя на меня.

– Иногда ты бываешь таким смешным, Алфи. Нет, я никого не встретила, – ответила она.

– Тогда в чем дело? – Сердце выпрыгивало у меня из груди, лапы стали ватными, и мне пришлось сесть.

– Я обманула тебя. Когда меня повезли к ветеринару, это был не обычный осмотр, просто я не очень хорошо себя чувствовала. Я все время чувствую себя уставшей, у меня пропал аппетит, и мне сделали кучу анализов. Как я уже говорила, мне выписали таблетки, от них на некоторое время стало лучше… Но есть и плохие новости, Алфи.

– Нет, – сказал я, но потом решил, что она может продолжить лечение таблетками. Просто это займет больше времени, чем она думала. Бедная Тигрица, ей опять придется грызть сухари.

– Я… я думала, что, если буду жить как обычно, все пройдет само собой, но это не проходит. Я все время устаю, едва могу добрести до конца сада, а уж о том, чтобы выйти на улицу, и речи быть не может. Алфи, я слышала разговор моих хозяев. Мне осталось недолго.

– Что ты хочешь сказать? – Я задрожал, сердце ушло в лапы.

– Я умираю, Алфи. Мне очень, очень жаль, но я не задержусь здесь надолго.

– Нет, это невозможно… – Я даже не мог понять, что она говорит.

– Алфи, это правда, я не поправлюсь, и дни мои сочтены. – Я вздрогнул. Она так спокойно говорила об этом.

– Я не могу, не могу…

– О, Алфи, я пытаюсь примириться с этим, но мне тяжело. Не хочу оставлять тебя и уж конечно Джорджа. Я люблю жизнь, но она быстро покидает меня, и мы ничего не можем сделать. Я должна принять это, и ты, к сожалению, тоже.

– Наверняка кто-нибудь может что-то сделать. Другой ветеринар? Я мог бы составить план…

– Мы все перепробовали. Мои хозяева убиты горем, и сердце разрывается, глядя на них. Они такие старые и взяли меня еще котенком. Теперь они говорят, что совсем без меня пропадут.

– И я без тебя пропаду, – эгоистично произнес я.

– Знаю. Но у тебя прекрасные семьи, отличные друзья, и у тебя есть Джордж.

Я вздрогнул, когда внезапная мысль пришла мне в голову.

– Как же сказать об этом Джорджу?

– Не знаю. – Тигрица сникла. Поначалу она казалась такой сильной, собранной, но теперь как будто выдохлась.

– Мы скажем ему вместе, – решил я. – Но не сегодня, не сейчас. Мне тоже нужно как-то это переварить. Не могу поверить, что все это по-настоящему.

– Я тоже. Я и сама, бывает, просыпаюсь и не помню, что это происходит со мной. – Мы оба посмотрели на серое небо. Над нами пролетела одинокая птица, ветер свистел, тучи угрожали пролиться дождем. А рядом со мной сидела Тигрица, моя любовь, мой лучший друг, кошка, которая вместе с Джорджем значила для меня все в этом мире. И я терял ее. Глядя на нее, пытаясь запомнить каждую полоску на ее шкурке, каждую крапинку в ее глазах, я понимал, что скоро мне придется проститься с ней, и казалось, что какая-то часть меня тоже умирает.

На мою долю выпало немало прощаний и расставаний. Много лет назад, когда я жил с Маргарет, мне пришлось проститься с кошкой Агнес, моей сестрой, которая была намного старше меня и умерла. Я тяжело переживал ее смерть, но потом умерла и Маргарет, и это еще сильнее подкосило меня, потому что я остался без крова. Я попрощался со Снежкой. Она не умерла, но я знал, что мы больше никогда не увидимся. Я расстался с Ташей и ее сыном Элайджей, когда они переехали в Дубай, но все-таки надеялся когда-нибудь еще встретиться с ними. Я говорил «прощай» много раз и теперь, глядя на Тигрицу, запоминая каждую ее частичку, ловил себя на мысли, что к боли прощания невозможно привыкнуть. Всякое прощание – как свежая рана на сердце.