Я в порядке, Боб. Я…

Просто не хочу тебе рассказывать. Попробуй понять. Со мной все в порядке. Всего лишь хочу сделать это по-своему.

Послушай, мне хорошо. Я позвонил, чтобы тебе об этом сказать. Чтобы ты не волновался.

Ну и не надо. В этом нет необходимости. У меня все хорошо.

Да. Не могу сказать почему. Я так решил.

Нет, Боб. Ничего. Если мне что-то понадобится, я дам тебе знать.

Не слишком далеко. Послушай, мне надо…

Нет, Боб, не могу. Не хочу…

Потому что я…

Позволь мне сделать это по-своему. Прошу тебя.

Боб, ради бога!

* * *

Я смотрю на Кэрол Бернетт.[31]

Она смешная.

И Харви Корман[32]тоже.

Забавно.

Люди, хотите знать, зачем я на них смотрю? Вам не слышно, что я говорю, но все же я скажу. Почему я смотрю на Кэрол Бернетт, вместо того чтобы ложиться спать и готовиться к завтрашней атаке на время?

Сейчас скажу почему.

Потому что я его потерял.

Не знаю когда. Возможно, это началось, когда я разговаривал с Бобом. Странно было еще раз слышать свой голос, разговаривающий с ним. Я не запомнил точный момент, когда оно пропало.

Знаю только, что оно исчезло.

Сначала я не мог в это поверить. Думал, мне это кажется. Я стал ждать, когда заполнится пустота. Но этого не произошло, и я рассердился. Потом испугался.

Потом понял.

Оно кончилось.

Я что – путешествую во времени?

Господи, мое место в «Ночной галерее»[33], а не в этом отеле. Я идиот. Этот отель – не остров вчерашнего дня, а обветшавший ориентир на пляже. А Элиза Маккенна?

Актриса, умершая восемнадцать лет назад. Никакой драмы. Всего лишь старость.

И семьдесят пять лет назад здесь с ней не произошло ничего драматического. Просто у нее изменился характер, вот и все. Может, она спала с Робинсоном. Или коридорным. Или…

О, замолчи же! Перестань, Кольер. Оставь это, выкинь из головы. Только слабоумный стал бы продолжать дальше.

* * *

Полчаса до полуночи. После окончания «Шоу Кэрол Бернетт» я пошел в табачный киоск и купил «Сан-Диего юнион» и «Лос-Анджелес таймс». Сел в холле и упрямо прочитал обе от начала до конца, как пьяница в запое, вновь впитывая в себя яд 1971 года. Испытанные ощущения повергли меня в ярость.

Оставил газеты на диване в холле. Пошел в викторианскую гостиную. Выпил «Кровавую Мэри». Выписал счет. Встал и спустился в залы игровых автоматов. Вошел в один из залов и сыграл в бейсбол, компьютерную викторину, гольф, а также пинбол. Пустой зал, позвякивание автоматов. Мне захотелось всех их раздолбать кувалдой.

Снова поднялся наверх, мимо людей в вечерних платьях. В Бальном зале большое событие: конференции на тему «Автомобильные аварии». Хотелось их остановить. Рассказать им, что это такое – лобовое столкновение духа с реальностью.

В викторианской гостиной выпил еще одну «Кровавую Мэри». В соседней кабинке ссорится парочка. Позавидовал им: они живые. Сидел там опустошенный, подавленный и выпотрошенный. Заказал третью «Кровавую Мэри». Выписал счет: номер 527, Ричард Кольер. Поднялся наверх, чтобы выброситься из окна. Не хватило духу. Вместо этого смотрел дурацкий телик.

Ни разу в жизни не чувствовал такой пустоты. Такой абсолютной бесцельности существования. Люди, испытывающие подобное, умирают. Желание жить – это все. Когда оно исчезает, тело идет вослед.

Я стою в пустоте. Как персонаж из мультика, начинающий падать с утеса и, не сразу это заметив, продолжающий перебирать ногами в воздухе.

Я уже заметил.

А теперь начинаю падать.

Двадцать минут одиннадцатого. Моя последняя запись в гостинице. Скоро отправляюсь в Денвер. Мне совсем не хочется записывать что-нибудь. И все же едва ли разумно бросать мою рукопись только потому, что я отказался от глупого заблуждения.

Сижу за письменным столом. Передо мной сок, кофе и булочка с черникой – заключительный континентальный завтрак перед отъездом.

Природа, черт бы ее побрал, умудряется быть в лад с моим настроением. Впервые с моего приезда нет солнца – серый, холодный и ветреный день. Над мрачным зеленоватым океаном скопление темных туч. Кажется, вижу маяк на мысу Лома. Свет непрерывно мигает – наверное, маяк поворачивается.

Вижу, как по кромке прибоя медленно идет какой-то человек. Вдоль береговой линии, наподобие огромного водяного жука, только что промчался военный вертолет. Парковка под моим окном усыпана сухими желтыми листьями. Ветер кружит некоторые из них настолько быстро, что они становятся похожими на стайку мышей, бросившихся врассыпную по асфальту. На парковке лысый мужчина в зеленом спортивном костюме ездит на красном велосипеде. У меня над головой чайка, которую порыв ветра уносит из поля зрения.

Сейчас упакую вещи. Может быть, прогуляюсь напоследок. Не могу здесь больше оставаться.

Теперь океан совершенно обесцветился. Серые линии движутся в сторону унылого бурого пляжа.

* * *

Холодно. Пронизывающий ветер. Зачем я вообще сюда приехал?

* * *

В последний раз вхожу в Исторический зал. Иду по полу из черно-белой плитки. Мимо старой фотографии гостиницы в позолоченной рамке. Перед зданием экипаж с четверкой запряженных лошадей. Мужчина прислонился к велосипеду.

Вот экспозиция спальни. Прохожу мимо. Вот в витрине блюдо с ручной росписью – бело-зеленый с золотом орнамент и два парящих голубых ангела.

Вот фотоснимок, сделанный в 1914-м: автобус, подвозящий людей с поезда к входу гостиницы.

Вот программка «Маленького священника». Вот ее фотография.

Смотрю на нее как сквозь туман.

Вот утюг и еще одно блюдо с изображением гостиницы на нем. Вот телефон, и гостиничная книга регистрации, и кольцо для салфетки, и меню, и нечто напоминающее печатную машину. Я прохожу мимо и иду по коридору к лестнице, ведущей в патио. Оставляю все это, чтобы…