Поворачиваюсь, смотрю на Нику. И до меня медленно доходит, почему меня так тянет к этой сладкой девочке. У них одинаковое телосложение, цвет волос, похожие имена. Даже платье у Ники похоже на то, что меня чуть с ума не свело тогда.

— Доминика? — она почему-то вздрагивает и смотрит так удивленно, что даже рот приоткрывает. Наверное, я слишком надолго ударился в воспоминания. — А почему ты спрашиваешь о ней?

— Ты назвал меня во сне Доминикой, — отвечает не сразу, будто спохватывается. А я смотрю пристально в глаза.

Вообще-то, я не разговорчив, тем более во сне. Хотя с появлением в моей жизни Ники уже ни за что не готов поручиться, кроме того, что трахаться теперь хочется вдвое чаще. Если не втрое.

— Хорошо, — киваю медленно, — я скажу. Доминика — она как и я, детдомовская. Я ей помогаю.

— И все? — тянет разочарованно, а потом поднимает глаза и спрашивает шепотом: — Это просто девочка, Тим, или ты ее любишь?

— Я никого не люблю, — говорю, не глядя, и завожу двигатель. Машина мягко трогается с места, а я кладу Нике руку на коленку и глажу шелковую ножку.

— Она не моя девочка, Ника, если ты об этом. Сейчас ты моя девочка. И больше мы об этом не говорим.

Сижу в машине и поглядываю на часы. Пздц, как медленно тянется время. Чтобы отвлечься, вспоминаю Нику в бутике. Все, что она надевала, мне нравилось, я сам отбирал ей одежду. И если бы я не решил, что секс у нас будет после того, как все закончится, и Ника обязательно будет сверху, я бы трахнул ее прямо в примерочной.

Все, без двух минут, пора.

Вхожу в «Летучий голландец» ровно в одиннадцать. Взгляд натыкается на худощавую фигуру за барной стойкой, и я сквозь зубы матерюсь. Демьян. Ну когда ж ты, сука, на пенсию выйдешь?

Подхожу, сажусь рядом. Времени совсем мало.

— Тимур? — почему у него мое имя все время звучит как ругательство? — Так и знал, что без тебя не обойдется!

— Выйдем, поговорим, — киваю в сторону выхода. Идем.

Веду в службное помещение и молюсь, чтобы нас не увидели.

— Ну чего тебе? — спрашивает.

— Ничего, извини, — два резких движения рук, и он мягко оседает по стене на пол.

Оттаскиваю в угол и бегу к кабинету Саркиса. Черт, три минуты потерял. Достаю из кармана пузырек с хлороформом, кляп из марли, смачиваю и прячу обратно в карман.

Дергаю ручку кабинета, Саркис сидит за столом, обложившись бумагами. Подавляю вспышку гнева — голова должна работать четко и бесстрастно.

— Деньги привез? — поднимает голову. Выражение лица такое, что хочется въе…ть с ноги. Но я ж, блять, бесстрастный.

— Привез. В машине. Зови своих друзей.

— Деньги давай и пи…дуй.

— Дружков зови, Саркис, — делаю вид, что слегка нервничаю. Он лыбится. Но звонит. Я как бы невзначай обхожу стол, картину на стене разглядываю. Руки в карманах. Нах…й она мне впала, эта картина, но смотрю. И как только Саркис нажимает отбой, хватаю его со спины, делаю подсечку и плотно закрываю нос и рот кляпом.

Дыши, сука. Можно было вырубить его по-другому, но мне не нужны следы на теле. Он обмякает и сползает на стол, а я встаю за дверью. Слышатся шаги, голоса — Тигран и Карим, тут можно не сдерживаться.

Они входят в кабинет, дверь закрывается, я молча достаю одного ногой, второго сношу ударом в челюсть. Добивать их нельзя, просто немного отрываюсь за Нику. В верхнем ящике стола нахожу наручники — мне сегодня везет.

На то, чтобы надеть на них наручники и пристегнуть к радиатору, уходит еще несколько минут. Из коридора уже несет дымом, а мне еще нужно найти Нарика.

Нарик находится сам, звонит на мобильный.

— Иди к Саркису в кабинет, — отвечаю на вызов, — я тут тебя жду.

С обдолбанным Нариком управляюсь еще быстрее. Окидываю взглядом помещение. Саркис, Нарик и два пристегнутых ублюдка — просто подарочная картинка разборок для полиции. Я бы на их месте впечатлился и дальше не копал. Особенно, зная, что на всех четверых при желании можно нарыть на несколько пожизненных.

Выхожу в коридор, закрываю дверь на ключ и прячу ключ в карман. Вокруг все затянуто дымом — Шерхан обещал мне «дымовую завесу», надо же, оказывается это было сказано буквально. А я считал аллегорией. Он вообще эстет, Шерхан.

Из-за угла выбегают охранники Саркиса, держу в руках по пачке долларов. Встречаемся глазами.

— Все уже, — говорю, — выводите людей. Видите, пожар?

Всовываю им деньги, молча кивают и исчезают в зале. Было б уместно, на работу попросились бы. Если попросятся, возьму, парни толковые. А что хозяин у них гнидой был, не их в том вина.

Блять, Демьян! Бегу в пособку, там уже полно дыма. Зажмуриваюсь, не дышу, наощупь нахожу привалившееся к стене тело, взваливаю на плечо. Срочно на улицу. Глаза режет, воздуха не хватает, но я бегу, сцепив зубы. Главное, не дышать, нельзя, угорим нахер оба.

Вываливаемся через черный ход, перед клубом уже толпа людей, из окон полыхает. Надеюсь, вывели всех, Шерхан не любит бесполезные жертвы.

Глотаю воздух, гортань уже режет, оглядываюсь. Осторожно опускаю Демьяна на асфальт и сам встаю рядом на колени, поддерживая его за голову.

Одной рукой вызываю неотложку, говорю адрес. Там уже знают, говорят, машины выехали, это хорошо. Кладу голову Демьяна себе на колени. На асфальте сидеть пздц как неудобно, но я не могу его бросить.

Он приходит в себя, фыркает и отплевывается.

— Машина скоро будет, — говорю, — сейчас поедешь в больничку отлеживаться.

— Что ты возишься со мной, Тимур? — сипит. — Бросай, дождусь без тебя неотложку.

— Сам виноват, не хер было лезть куда не надо, — отвечаю невозмутимо, — а теперь терпи, коль в папики записался.

Тихо ржет. И я вместе с ним. Подходят двое. Выглядят как завсегдатаи клуба, но я узнаю парней Шерхана. Один присаживается рядом.

— Тимур Демьянович, вы лучше идите, мы присмотрим за Демьяном Сергеевичем.

— Хорошо, — передаю одному из них Демьяна и встаю, отряхивая джинсы.

Все правильно, я Тимур Демьянович с тех пор, как молодой ППС-ник[3] Демьян Морозов увидел меня, сидящего под забором детского дома. Так кто же он для меня, оперуполномоченный капитан Морозов? Папик, кто ж еще.

Демьян шевелит рукой типа он мне помахал, и я иду к машине.

* * *

Сижу в своем «Майбахе», ловлю отходняки. Сам не звоню, жду. Если бы я снимался в дешевом сериале, то привалился бы к капоту, закурил, посмотрел по сторонам и прохрипел в трубку: «Шеф, я это сделал!»