Листья на ветвях были крупными, в две мужских ладони, и меж ними уже созревали плоды в виде двукрылого семени. Вскоре ветер сорвёт их с веток и разнесёт над Овражиной, и, может быть, какое-то прорастёт в её туманных глубинах новым деревом без названия. Деревом-иззвеном — не таким, как все. Но сейчас было тихо. Ветер спал, уютно свернувшись в своей небесной норе, плавало по светлой воздушной мари сонное солнце, и путников тоже клонило в сон. Соня уже дремала, устроившись в переплетенье ветвей, но Сергей крепился. Уснув, они точно проспят до вечера, а идти в темноте по Овражине ему не хотелось. А тем более, сидеть на дереве до самого утра. Ещё полчаса отдыха — и не больше.

— Нехорошо задерживать стражу, — сказал он вслух сам себе. — Им домой пора.

— Что? — сонно пробормотала девчонка.

— Ничего, — тихо ответил он. — Спи пока…

Посмотрел вниз — на чечухов, с вершины они казались крошечными и неопасными. Племя мутантов, некогда бывшее людьми. Живые крошки эпохи хаоса, упавшие со стола цивилизации: если бы не купола, выжили бы только они. Их плоть, запах, голос — всё это было настолько чуждо и почти физически неприятно, что Ерёмин чувствовал к ним жгучую неприязнь. Он перебрался на другой край и принялся рассматривать вершину холма, с которого они недавно ушли. Стоянку было не разглядеть, но над холмом в нескольких местах поднимался дым: наверное, чечухи жгли костры и готовили пищу. Минуты улетали вместе с дымом в небо, а Ерёмин всё осматривал окружающую местность: как красиво здесь было когда-то… Ему представился открытый ветрам городок, утопающий в зелени, и смеющиеся прохожие, и пара влюблённых, целующихся под цветущей вишней, и один из них он… Сергей резко вздрогнул, стряхивая наваждение: он чуть не уснул! Пора было будить Соню и отправляться дальше.

— Что? Уже? — только и сказала она, просыпаясь.

А потом был спуск, и влажный туман, и новое головокружение, и торопливый путь к следующему дереву. Они почти задохнулись, несмотря на меньшее расстояние, но успели взобраться на вершину — теперь отдых стал дольше, и спали по очереди, короткими промежутками в четверть часа. Чечухи шли за ними, не вмешиваясь «в борьбу двух Истин», просто ожидая, чем, в конце концов, всё завершится. У последнего дерева Ерёмин с ужасом обнаружил, что им не взобраться поодиночке: слишком высоко сплетаются толстые корни. Он подсадил на плечи Соню, и та дотянулась, смогла уцепиться и залезть на нижнюю ветку. Но втащить его самого у девчонки не хватило сил. Она что-то кричала чечухам, он тоже обернулся, показывая жестами, что просит помощи, но те равнодушно стояли поодаль, открывая раз в полминуты свои большие глаза, и не отвечали на просьбы. Следующие минуты смазались в его сознании одним размытым неясным мгновением. Силы покидали Ерёмина, кашель душил всё сильнее — как он ненавидел в этот момент безучастных ко всему дикарей! Где-то над головой громко ревела девчонка, и Сергей орал, чтобы она лезла наверх, а потом она действительно исчезла, и он упал на колени, всё ещё не желая сдаваться. Казалось, сил сопротивляться совсем не осталось, но когда к его ногам свесилась длинная крепкая ветка, он инстинктивно ухватился за неё и полез вверх, отталкиваясь непослушными ногами от ствола. И — о, чудо! — ветка выдержала…

Очнулся Ерёмин от хохота и визга. Открыл глаза, и, не понимая, где он и что с ним, увидел, как над головой раскачивается тёмное небо с мириадами маленьких и больших звёзд. Казалось, ещё мгновение, и все эти звёзды обрушатся вниз, прямо на него. Сергей приподнял голову и понял, что лежит среди высокой травы, залитой лунным светом, на каком-то бесконечном косогоре, а рядом спит Соня, крепко сжимая в руках шкатулку. Значит, они все-таки выбрались. Последнего перехода он почти не помнил, только упрямую мысль, что нужно пройти ещё несколько шагов, и ещё несколько шагов, и ещё… Визгливый хохот, наконец, достиг сознания, и Сергей схватил девчонку за руку.

— Эй, просыпайся! — прохрипел он.

Просыпаться она не хотела.

— Соня, очнись! Здесь кто-то есть!

— Отстань, Серёжа, — сонно пробормотала его спутница. — Дай поспать… Это филин.

Загадочный филин всё не умолкал, но Ерёмин уже понял, что кем бы он ни был, им с Соней ничего не грозит. «Фи-лин», — негромко произнёс Сергей вслух. Слово ему понравилось. Было в нём что-то китайское, округлое, сморщенное и мудрое. Как изображения лиц и таинственных знаков, что время от времени транслировала неизвестная станция с востока. От древней страны под названием Китай ничего не осталось, лишь одинокая автоматическая станция, подключенная к какому-то возобновляемому источнику питания. Впрочем, небольшие китайские колонии, которым было разрешено сохранять свою внешнюю аутентичность, проживали в оставшихся за Уралом городах: Новой Сибири, Красном Яру, Благовещенске и Восточном Владее.

Головокружение почти прошло, только лёгкие были тяжёлыми да крутило слегка желудок, да ещё горло охрипло и ныли от пройденного ноги, но, несмотря на всё это, Ерёмин чувствовал, что ему хорошо. Как-то по-особому хорошо… Хорошо лежать в этой высокой траве, слушать, как смеётся и рыдает неподалёку безумный филин, разглядывать звёздное небо, знать, что рядом Соня и что завтра будет новый день и новый путь (ох, ноги мои, ноги!) и с ним обязательно что-нибудь приключится, только теперь это будет доброе приключение…

— Эй, вставай! Да вставай же ты, соня!

Сергей разлепил один глаз и увидел склонившуюся над ним девчонку.

— Это ты — Соня, — сообщил он, закрыл глаз и перевернулся на другой бок.

— Я — София! А вот из-за тебя мы сегодня до фермы не доберёмся, смотри куда солнце укатилось!

— Ну и пусть себе катится, — проворчал Ерёмин, и не думая подниматься.

— Ах, так?! Ладно… Погоди у меня засоня семёрочная…

На некоторое время Ерёмина оставили в покое, и он почти уснул снова, когда почувствовал, как по лицу что-то ползёт. Схватился рукой, и тут уж проснулся окончательно и бесповоротно: липкое, противное, вонючее — он даже не разглядел что, рука сама отбросило эту пакость в траву. Ерёмин резко сел, оглядываясь по сторонам, и тут же увидел улыбающуюся девчонку.

— Проснулся? — ехидно спросила она.

— Это ты! — обвиняюще воскликнул он.

— Чего это я? — хихикнула девчонка. — Это мозгохлёб кровососущий, редкая гадость. Если заползёт в ухо, то пока все мозги не выест, не успокоится.

— И ты мне его на лицо подкинула?! — возмутился Ерёмин. — И мы здесь спали?! А если бы он ночью в ухо залез?

Но, видя, как хохочет его спутница, понял, что она шутит.

— Кому-то он точно мозги выхлебал, — проворчал Сергей.

— Пошли уж, засоня, — поднимаясь на ноги, заявила его спутница. — Часа три нам до мельницы топать, а там и Звенигород недалеко. По пути веснянок насобираем, не с пустыми ж руками к мельнику заходить. В апреле съедобных грибов мало, но ножи и леску мы не донесли, а Стас — мужик сурьёзный, цену себе знает.