— Сдается мне, сюда можно явиться и без фрака, Пол.

— Да, заведение не из респектабельных, — согласился сыщик. — Притон. Но пыжатся, претендуют на солидность.

— Ладно, — Мейсон взглянул на номер дома, — зайдем.

Они прошествовали мимо растрепанной и неряшливо одетой блондинки, сидевшей за кассовым аппаратом, и Дрейк молча указал на дверь, ведущую наверх. Никто не остановил их, они поднялись по темной лестнице и оказались в тускло освещенном коридоре. Передняя часть коридора смахивала на контору при меблированных комнатах. Тут стоял небольшой стол, на нем — журнал для записей, звонок и табличка: «Звонок для вызова управляющего».

Дрейк хлопнул ладонью по кнопке звонка и посоветовал:

— Лучше всего бахвалиться толстым бумажником и изображать пьяное веселье.

Мейсон вытащил из кармана бумажник и, прислонясь к столу, принялся пересчитывать деньги с мрачным достоинством пьяного, пытающегося выглядеть степенно.

Дверь отворилась, и выглянувший человек спросил:

— Что вам нужно, парни?

Мейсон взглянул на него и осклабился. Дрейк, неопределенно махнув рукой, буркнул:

— Дела. А ты как думал?

— Не пойму, кто вы такие, — усомнился управляющий.

Мейсон тяжело навалился на Дрейка, сунул деньги в бумажник.

— Отваливаем, Пол. Этот тип нас не приглашает. Пошли обратно.

— Убей меня Бог, не пойду. Спустил в этом кабаке сто сорок зелененьких. Кровь из носа, а отыграюсь.

— О’кей, ребята, — произнес управляющий, — ступайте. Вторая дверь налево.

Они прошли по коридору заурядной меблирашки, и Мейсон повернул ручку второй двери налево. Послышалось жужжание зуммера, стук отодвигаемого засова, и какой-то человек распахнул перед ними дверь.

Гостиную, очевидно, соорудили из множества тесных комнатушек. В убранстве чувствовалась претензия на элегантность. На крашеных дощатых полах — яркие коврики, на стенах — дешевая масляная живопись с индивидуальной подсветкой — маленькие электрические лампочки, затененные хромированными цилиндрами — будто это Бог весть какие шедевры. В гостиной стояли два стола для игры в рулетку, один — для игры в кости, два — для игры в «очко» и «колесо фортуны».

В дальнем конце гостиной отражался в многочисленных зеркалах мягкоосвещенный бар. Мейсон прикинул, что в гостиной тридцать — сорок мужчин и пятнадцать женщин, из которых семь — в вечерних открытых туалетах. Почтит все мужчины были одеты буднично, лишь двое в смокингах.

— Не будем терять время попусту, — сказал Мейсон Дрейку. — Раз уж мы сюда попали, надо идти до конца.

— Согласен, — кивнул Дрейк.

Они подошли к бару. Мейсон бросил на стойку пятидолларовый банкнот.

— Парочку «Старомодных» и скажите Биллу Голдингу, что мы хотим с ним поговорить.

— Кто это — мы? — пожелал узнать бармен.

— Мы — это мы.

— Как вас представить?

Мейсон положил на влажную стойку из красного дерева визитную карточку.

— Отнесите Голдингу, — распорядился он, — и не позабудьте про «Старомодные».

Бармен кивнул в знак согласия, подозвал к себе дежурного администратора и что-то сообщил ему, понизив голос, не спуская глаз с Мейсона и Дрейка. Потом протянул ему визитную карточку. Тот глянул на нее, нахмурился и исчез за дверью. Бармен смешал коктейли и уже разливал их по бокалам, когда показался дежурный и сделал ему знак.

— Голдинг вас примет, — сообщил бармен и отсчитал Мейсону сдачу с пяти долларов.

— Обеспечивай тыл, Пол. Смотри в оба.

Мейсон поставил бокал и пересек гостиную. Дежурный распахнул перед ним дверь. Раздвинув тяжелые зеленые портьеры, Мейсон вошел в кабинет. Человек за столом смерил Мейсона холодным взглядом. Женщина в синем облегающем вечернем платье, на вид моложе Голдинга, стояла сбоку. На ее черных блестящих волосах играли световые блики. Пухлые алые губы были сомкнуты, сверкающие черные глаза выдавали скрытое волнение. Чуть полноватая шея, холеное тело, переполнявшая ее сила жизни — все вводило в соблазн. Человек за столом являл собой полную противоположность: восковая кожа так туго обтягивала выступающие скулы, что, казалось, ее едва хватило, чтоб прикрыть зубы: такой неприятный оскал появляется у людей, истощенных голодом. Лихорадочный румянец, проступивший на скулах, еще больше подчеркивал мертвенную бледность лица. Темные глаза блестели холодным глянцем, тогда как у женщины они, казалось, излучали радость.

— Садитесь, — сказал Голдинг сиплым голосом. Мейсон опустился на кожаный диван и скрестил длинные ноги. Воцарилось молчание, и Мейсон понял, что Голдинг и не собирается представлять женщину, а она не намерена их покинуть.

Мейсон достал из кармана портсигар и, взглянув на женщину, спросил:

— Вы не возражаете, если я закурю?

— Напротив, — отозвалась она, — можете и мне предложить сигарету.

Она направилась к Мейсону. Красиво очерченные бедра чуть покачивались под синим атласом вечернего платья.

— Не вставайте.

Мейсон чиркнул спичкой. Закуривая, она мягко придержала его руку.

— Так что вам угодно? — просипел Билл Голдинг.

— Где камни, полученные от Джорджа Трента? — сразу приступил к делу Мейсон.

Голдинг напряженно выпрямился. Скулы у него заалели.

— Так вот какую песню вы заводите.

— Спокойно, Билл, — прервала его женщина. — Она уселась рядом с Мейсоном, положила обнаженную руку на спинку дивана и придвинулась так тесно, что Мейсон ощутил запах духов.

— Никаких камней я от Джорджа Трента не получал, — заявил Голдинг.

— Пару часов назад, а возможно, и три, сюда заходил Остин Галленс, — продолжал Мейсон.

— Не знаю никакого Остина Галленса.

— Вспомните: высокий, около шести футов ростом, лет сорока от роду, кудрявые волосы каштанового цвета, кольцо с крупным бриллиантом, бриллиантовая булавка для кашне.

— Не видел такого посетителя.

— Он был здесь, справлялся о Джордже Тренте, говорил о выкупе бриллиантов, которые Трент оставил в залог.

— Его здесь не было. Не было здесь такого человека.

— А я полагаю — был, — настаивал Мейсон.

— Значит, я лгу, — так получается?

— Вернее, заблуждаетесь, — поправил его Мейсон с грустной усмешкой.

— Так вот: я не лгу и не заблуждаюсь. У нас где вход, там и выход. И лучше вам убраться отсюда подобру-поздорову на своих двоих.

— А у вас на столе замечательный приемник, — вдруг сказал Мейсон.