— Какая?

— Я записывал воспоминания отца. Я знал его взрослым, как и все мы знаем наших родителей. Мне раньше и в голову не приходило поинтересоваться, как он жил до моего появления на свет. Я не задумывался, что он тоже когда-то был ребенком, глупым неопытным подростком. А теперь… теперь, когда он уходит, я понимаю, что уходит целая жизнь. Самая главная жизнь в моей собственной жизни. А я не хочу, не хочу, чтобы она исчезала. И если мой отец должен уйти, то пусть со мной останется хотя бы что-нибудь. Я прошу его, чтобы он рассказывал о своем детстве, юности, как познакомился с моей мамой, и записываю его рассказы. Я чувствую, что он мне близок, как никогда раньше.

Пауза. Пиксель переводит дух. Себастьян закурил «Мальборо» и откашлялся. Разговор принял несколько торжественный и заговорщицкий оборот.

— И вдруг я понимаю, что этого недостаточно. И помочь мне можешь только ты. Я… я мог бы с этим справиться, но у тебя получится куда лучше.

О чем бы ни шла речь, Пиксель явно был не в силах это реализовать. По крайней мере, достаточно хорошо. Фотографии на стенах свидетельствовали о грубых цифровых манипуляциях. А прототип электронной книги, которую задумал якобы впервые Пиксель, пылился в углу: мертвый лаптоп, остановившееся металлическое сердце (Себастьян недавно прочитал, что некий инженер из Mit Media Lab при поддержке Microsoft и еще двадцати компаний, занимался созданием электронной книги. Другие фирмы выпускали модели под названием SoftBook, RocketBook и EveryBook. Страх и ужас: дело даже не в том, кто умнее, кто глупее, а в миллионах долларов, забитых в бюджет).

— Чем могу, помогу, — кивнул Себастьян. — Можешь на меня рассчитывать.

— Я тут подумал о твоих Цифровых Созданиях, и у меня родилась идея сделать нечто наподобие цифровых воспоминаний. У папы нет детских фотографий, да и подростковых тоже нет. Его родители жили очень скромно, и те немногие снимки, что имелись у папы, пропали в каком-то старом сундуке во время одного из переездов. Но существуют фотографии того времени, есть кинофильмы. И основываясь на папиных воспоминаниях, мы могли бы воссоздать его фотографии. Например, мальчик в дупле огромного дерева.

— А где мы возьмем мальчика, похожего на твоего отца?

— Мы его придумаем. Знаешь Нэнси Барсон? Помнишь ее работу для ФБР? Ей дали фотографию преступника, снятую пять лет назад, а она создала его облик, как он выглядит в настоящеее время, то есть пять лет спустя с момента съемки. Если можно создавать проекции на будущее, то нет ничего невозможного в создании подобных проекций и на прошлое. Почему бы не попробовать получить образ мальчика на базе фотографий тридцатилетнего мужчины — а такие фотографии отца у меня есть.

— Звучит разумно. Но это будет непросто.

Идея казалась очень привлекательной. Воодушевившись и разгорячившись за обсуждением возможных вариантов ее реализации, они потеряли счет времени. Когда Себастьян снова взглянул на часы, было уже двадцать минут одиннадцатого и он оказался изрядно пьян. Шансов, что Никки все еще ждет его в университете, почти не оставалось. Себастьян вылетел из здания под аккомпанемент Пикселевских криков, тот вопил вдогонку, чтобы его не оставляли одного, что он хочет начать создавать дерево с дуплом прямо сейчас, сегодня ночью.

Поймав такси, Себастьян добрался до университета. Никки, конечно, там уже не оказалось. Понурившись, он назвал таксисту свой адрес.

Дома его ждали два сообщения на автоответчике. Первое, сделанное решительным, привычным к общению с электронным секретарем голосом, который давно разучился смущаться перед наступающей после приветственной фразы тишиной, было оставлено Исабель Андраде. Она говорила, что для него есть хорошие новости и назначала встречу завтра у себя в офисе в Цитадели. Во втором Никки ласковым голоском оповещала, что не дождалась его в университете и пошла домой к своей подружке Элиане, которая живет там рядом. Она останется ночевать у нее, потому что им нужно закончить задание. Напоследок Никки оставила телефон Элианы и много-много поцелуев своему любимому Себасу.

Себастьян успокоился и завалился в кровать, поставив диск с музыкой из «Миссии», Ему с каждым разом все меньше нравились компакт-диски альбомов музыкальных групп и солистов и все больше привлекали саунд-треки к фильмам (некоторые были просто гениальны). Диск саунд-треков «Миссии» был его любимым, он обожал слушать его дождливыми ночами (полузадернутые шторы, они с Никки оба обнажены). Небесно-голубые занавески, которые Никки выбирала сама — как, впрочем, и все остальное: ореховый письменный стол и благородного оттенка зеркало, купленные с рук; комод и рамки со вставленными в них фотографиями медового месяца на Антигуа; на потолке — светящиеся в темноте звезды и планеты. На туалетном столике — духи и баночки с кремами, погашенные свечи, очки для чтения и потрепанное издание «Белого сердца»[27]. В этой комнате все дышало Никки, все говорило о ней, все было ею. От его присутствия, казалось, не оставалось ни следа — даже смятый отпечаток, оставляемый его телом на свежевыстиранных простынях постели, не-замедлительно исчезал, стоило только Себастьяну встать. Он покинул свою вечно неприбранную и грязную — но свою! — комнату в доме сестры, и теперь, спустя четыре месяца после свадьбы, его окружали чистота, порядок, аромат духов, но он чувствовал себя здесь не более чем гостем Никки.

В попытках уснуть, Себастьян, со всех сторон разглядывая и обдумывая проект Пикселя, внезапно припомнил случайно брошенный как-то безобидный комментарий Никки по поводу Элианы: как она видела свою приятельницу в душе — у нее обалденная фигура и, представляешь, нет ни капли лишнего жира! Себастьян вскочил и, подбежав к телефону, дрожащей рукой набрал номер Элианы. Он не позволит им спать вместе.

Элиана ответила и передала трубку Никки. Та, заметив его тревогу, ласково поинтересовалась, что стряслось. Себастьян, слегка задетый, поскольку, похоже, Никки была даже не в курсе, что он в назначенное время не объявился в университете, промямлил, что соскучился и хочет, чтобы она приехала домой.

— О, дорогой, если бы ты позвонил пораньше… сейчас я уже по уши в нашем задании, и Элиана меня просто прибьет, если я брошу ее в такой момент. Обещаю, что завтра на рассвете я поймаю такси и прилечу разбудить тебя поцелуем сам знаешь куда. Договорились?

Себастьян повысил голос и заявил, что это не предмет для обсуждения, черт побери, или она немедленно явится домой, или…

— Или?.. ты пьян, Себас. Прими холодный душ и остынь.

— Или… или я сам приеду и заберу тебя.

— Да? Жду не дождусь! — и с силой швырнула трубку на рычаг.

Себастьян заметался по дому, черт-черт-черт. Дерьмо. Элиана ее прибьет, если она бросит ее в такой момент? Черт. Непонятно зачем открыл холодильник. Съел пару ломтиков ветчины. Вошел в ванную, включил и выключил душ. Вышел. Хотел погасить свет, но выключатель заело, Себастьян плюнул и оставил как есть.

Включил Лестат, вытащил из архива фотографию Никки. На экране показалось ее лицо, столь послушное щелчкам кнопок мыши. Он лишил его цвета и стер брови. Снова встал, вызвал такси, подъехавшее через пять минут. Сказав адрес лысому потертому шоферу, от которого неимоверно несло чичей[28], Себастьян начал проклинать Никки и закончил оскорблениями всех женщин вообще. Этот молодняк женского пола слишком много о себе мнит, нужно поставить их на место.