тогда,

Когда есть в душе радость.

Но не всякая радость верна.

Я ищу вечной радости,

Чтобы ее не смывала житейская волна.

О люди, о люди, как радость вам дать!

Как часто бегу я к вам,

Исполненный жгучего огня;

Но ложь опутывает уста и я молчу.

Проклятие лжи!

Не хочу обманывать вас ложью.

Пусть лучше слыву между вами холодным.

В пустыне огонь разгорится сам!

И тогда прорвется наружу.

Но он ведь не может пропасть, —

Он вечный!..

КОШМАРЫ[149]

Смеялись маски, зубы скаля,

Вершили свадебный обряд.

Попы их весело венчали,

Был на невесте бел наряд.

Шампанским пили их здоровье,

Потом съезжались на обед.

Здесь молодым прожить с любовью

Желали много, много лет.

Невеста томная сидела

Со флер д'оранжем и в цветах.

Мать от восторга даже млела.

Стекло блестело на столах.

И все так страшно это было:

И стол, и маски, праздник весь,

Как будто в саван злая сила

Две жизни пеленала здесь.

—————

Все сидят и пишут, пишут,

За конторками, столами,

При начальниках не дышат,

Пригибаясь головами.

В виц-мундирах все худые,

Точно съеденные молью,

И такие злые, злые,

Точно все с зубною болью.

Пишут длинные бумаги

Кропотливо, мелко, скучно,

Но таинственно как маги

И без мысли, и бездушно.

По привычке и без цели

Отсылают их в пакетах.

Ах безумно все в их деле,

Как в их душах не согретых.

И бегут, бегут бумаги

Через реки, чрез овраги

По дорогам ровно, мерно,

Речью мертвенной, неверной

Пробираются повсюду,

Как вампиры злобны к люду,

Все морозят тихим пеньем,

Монотонным как машиной,

По деревням, по селеньям

Разрастаются лавиной.

Входят в домы, входят в хаты,

Подымаются в палаты,

Сеют ужас всюду белый,

Сыновей берут в солдаты,

Шлют в Сибирь того, кто смелый,

И как сила злая, злая,

На пути своем спирая,

Все коверкая, ломая

Мысли, речи, чувства сушат

И все душат, душат, душат.

Настает осиротелый,

Перед ними оробелый

Обыватель и дрожит,

Сам как лист бумажный белый...

Этот ужас здесь царит!

—————

Этот старец изможденный,

Желтый, бритый и худой,

Словно воском навощенный

И как мощи весь сухой,

Часто, часто мне покою

В снах безумных не дает:

Подойдет и надо мною

Долго молится и ждет

И лукавит, все лукавит!

Ах, противный, как глиста,

То лампадочку поправит,

То согнется у креста...

—————

Я по городу бежал,

Я по улицам бежал,

Тумбы круглые смеялись

У подъездов и казались

Мне живыми мертвецами,

С мертво-острыми зубами

Заколоченных людей.

Я бежал, бежал быстрей.

Камни белые стонали

Под бегущими ногами,

В боли корчились, хватали

Ноги черными ногтями...

Домы длинными руками

Протянулися за мной

И костлявыми дверями,

Стен голодной белизной,

Окон черными глазами,

Точно жадно, жадно ели,

Проглотить меня хотели.

Магазины, крыши, трубы

Все вытягивали губы

И тянулись грубо, грубо,

Так казалось виновато,

Точно люди не живые

Те, что строили когда-то

Этот город, все худые

Вдруг восстали злые, злые,

И гналися... Я бежал...

Я по улицам бежал,

Я по городу бежал.

“ЕЩЕ Я — ПОСЛУШНИК. ИЗ МИРА...”[150]

Еще я — послушник. Из мира

мне скоро, скоро уходить.

Уже не радует порфира

Весенних снов... Хочу любить...

“МЫ ДОЛЖНИКИ В ПЛЕНУ У МИРА...”[151]

Мы должники в плену у мира,

Должны мы миру заплатить,

Что каждый взял себе от мира,

Себя чтоб Богу возвратить.

ПРОЗА

ОКОЛО ТАЙНЫ

Драма с четырьмя перерывами

Действующие лица:

Толя, мальчик.

Тата, девочка.

Отец.

Мисс Эми, гувернантка.

Дама.

Няня.

Иван, немое лицо.

Место действия: дворянская усадьба.

I

Довольно большая комната “для гостей” в мезонине. Три квадратных окна. Налево дверь. В одном углу в креслах дремлет с чулком в руках старая Няня. В другом сидят, прижавшись друг к другу, Толя и Тата. Они говорят совсем тихо, боязливо оглядываясь на няню и смолкая, когда та просыпается и начинает шевелить спицами.

Тата. Толя, зачем был этот крик? Мне было страшно. Кто это кричал? — Мисс Эми крепко схватила меня за руку, и мы побежали. Я не смела ее спросить. Ты не знаешь, кто кричал? Как ты думаешь?

Толя. Мисс Эми сама трусиха, она всего боится. Кричат только трусихи.

Тата. Я не знала, куда мы шли. Я сначала думала, что кто-нибудь приехал. Зачем нас привели сюда? Нас все забыли тут.

Толя. Мисс Эми сказала, чтобы мы сидели смирно, пока за нами не придут. С нами няня.

Тата. Она все спит.

Толя. Она очень старая. Это мамина няня.

Тата. Все няни старые, а эта няня была старая, когда мама была еще совсем маленькая.

Толя. У ней потому своя комната наверху.

Тата. Как смешно, ее все зовут Афанасьевной!

Толя. Потому что она важная, на нее нельзя кричать, и мама не кричит.

Няня просыпается и шевелит спицами, дети смолкают.

Няня. Что приутихли, мои соколики? — Игрушек-то у вас нет. Скучно.

Толя (нерешительно). Мы уж большие, нам уже не нужно игрушек.

Няня. Так, так, сударик мой! Вы бы в лошадки поиграли. Все веселее. Стара я уж в няни-то. А вниз нельзя: англичанка строгая. Так приказали-с. Тоже не сама! видно, барыня так хочет. Воля господская. (Молчание). Посидите уж, потерпите! К ужоткому пустят[152].