К этому времени дневная жара уступила место ночной прохладе, дует свежий ветерок, развевая прядки моих волос. На другой стороне дороги начинаются поля, растворяющиеся во тьме. Над нами горит полная луна, сияют звезды. В Лос-Анджелесе, благодаря хроническому смо́гу от выхлопных газов, звезды никогда не бывают настолько яркими.

Мы с Блейком стоим в ночной тишине, которую нарушает лишь непрерывное стрекотание сверчков, и не произносим ни слова. С каждой минутой атмосфера становится все напряженнее. Первой не выдерживаю я:

– Спасибо, что остался.

Он опирается спиной о пикап.

– Довольно любезно для такого козла, как я, согласись?

Всякий зачаток цивилизованной беседы отмирает с пронзительным звоном ворот, сигнализирующим их открытие. Створки медленно распахиваются перед тетей Шери, плотно укутанной в пушистый банный халат.

– Мила! Ох, солнышко, мне так жаль! – Она кидается мне навстречу, заключая в крепкие объятия, словно я была без вести пропавшей пять дней. – Треклятые ворота опять выкобениваются? Код не сработал?

– Все нормально, – успокаиваю я тетю, неловко похлопывая по спине, пока она не высвобождает меня из захвата. Взглянув на ее виноватое лицо, я бодро улыбаюсь. – Наверное, я неправильно записала код. И еще мне определенно нужен твой номер.

– Ох, ну конечно! Я как-то не сообразила… Думала, он у тебя уже есть… – Тетя замолкает, когда ее взгляд скользит поверх моего плеча. – Привет, Блейк.

– Вечер добрый, мисс Хардинг, – здоровается тот, кивая. О, так он, оказывается, умеет быть вежливым при желании?

Тетя странно на меня смотрит и спрашивает:

– Разве ты не с Саванной собиралась на гулянку?

– С нею, – отвечает за меня Блейк. – Я сегодня водитель, поэтому всех развез по домам.

– Что ж, спасибо, Блейк. И поблагодари еще раз маму. Я прямо испугалась, когда она мне позвонила.

– Обязательно поблагодарю, – отвечает Блейк, однако между ними странное напряжение. Они не смотрят друг другу в глаза. – Ну, поеду. Спокойной ночи, Мила.

– Спокойной, – бормочу я, совершенно сбитая с толку. Теперь он весь из себя милый и галантный?

Блейк садится в пикап, машет на прощание и отъезжает. Ярко горящие задние фары стремительно удаляются и вскоре пропадают из виду.

Телефон разрывается. Спросонья нашариваю его на тумбочке и отвечаю, не взглянув на экран. В ухо тут же ударяет бешеный крик Рубена.

– Отец рассказал мне о вчерашнем, Мила! Совершенно, абсолютно, решительно неприемлемое поведение!

– И тебе утра доброго, Рубен, – бурчу я, принимая сидячее положение и убирая телефон от уха, чтобы взглянуть на время – восемь. Спальня залита солнечным светом, но глаза еще слишком чувствительные, поэтому я зажмуриваюсь и потираю их кулаками. – Разве у вас сейчас не… сколько, шесть утра? Чего ты не спишь?

– Мила, солнышко, в нашем деле покой только снится, – сухо говорит Рубен. – У твоего папы вчера был крайне важный деловой ужин. Думаешь, время подходящее для звонков твоего деревенского дружка? Где вообще тебя носило? Что-то мне подсказывает, ты не на ранчо сидела, как я велел?

– Никакой он мне не «дружок»! – возражаю я. В горле так пересохло, что почти больно говорить. Подтягиваю простыню, служащую мне одеялом, и высовываю голую ногу, подставляя под ветерок от кондиционера.

– Тогда что это было? Заводишь друзей среди местных, предлагая созвон с Эвереттом Хардингом?

Господи, ну и заноза же ты в заднице, Рубен! И как я забыла? Для меня он навроде дяди, но не любимого, а того, который бесит постоянными придирками.

– Нет, конечно! Я была на… – Резко обрываю себя. Пожалуй, не стоит признаваться Рубену, что я нарушила его правила, не успев приехать.

– Где, Мила? – поторапливает он.

– Ладно! Ходила с бывшей одноклассницей на автопикник, – сдаюсь я, однако спешу добавить, чтобы уберечь тетю от неприятностей: – Тетя Шери не знала! И не переживай, она уже мне все доходчиво объяснила. Ранчо покидать нельзя и точка. Ясно-понятно.

– Мила, – чуть ли не рычит Рубен, – и суток не прошло, а ты уже устроила балаган! Пожалуй, побила новый рекорд! Сознайся, ты просто не могла не разболтать всем о папе, верно?

– Нет! Не я им разболтала!

Он тяжко вздыхает.

– Почему бы тебе не посвятить это лето родственникам? Пообщайся с ними, помоги вычистить парочку конюшен, почитай любовные романчики! И никаких больше вылазок за пределы ранчо! Никаких вечеринок! Ясно, Мила?

Медленно разлепляю глаза, привыкая к свету. Наконец, окончательно проснувшись, принимаюсь отстаивать свои интересы:

– Рубен, твои требования несовместимы с реальностью! Как, по-твоему, мне затаиться в папином родном городке, где все прекрасно знают о нашей семье? Если хочешь, чтобы никто меня не замечал, надо было отправить на другой континент!

– Не мели чушь, – фыркает он. – Тебя нельзя выпускать в реальный мир. – Затем тон его голоса становится стальным. – Честно говоря, мне все равно, где ты. Но с этого момента твоими соцсетями управляю я.

Мои пальцы на телефоне невольно сжимаются сильнее.

– Чего?

– Я сменил пароли на всех твоих страничках, – сообщает он. – Иначе всего один твит или фото с малейшим намеком на то, что ты вернулась в родные пенаты, и по округе начнут шнырять папарацци.

– Рубен, тебе когда-нибудь говорили, что ты самый раздражающий человек на планете? – спрашиваю я с насквозь фальшивой нежностью, от всей души желая забраться прямо в трубку и придушить козла.

– Да, дорогуша, и не раз. Зато я лучший в своем деле. – Он посылает мне воздушный поцелуй. – А теперь будь паинькой, Мила, солнышко, и найди себе развлечение на ранчо. Не вынуждай меня звонить тебе повторно.

Вызов обрывается, и я швыряю телефон на пол, после чего падаю лицом в подушку и сердито рычу. Как же хочется хоть немного побыть самым обычным подростком, которого не контролирует на каждом шагу менеджер отца! Увы, как не устает напоминать мне мама, я вовсе не «обычная». Впрочем, ей тоже нелегко. Она жена чертовой суперзвезды! В интернете вечно гуляют какие-то жуткие сплетни, а ей приходится постоянно играть роль идеальной женушки, которая всегда и во всем поддерживает дорогого супруга. Однако огромное давление сказывается и на ней. Неудивительно, что она с завидным упорством выстраивает карьеру вне киноиндустрии – таким образом ей удается побыть отдельным человеком, а не папиным придатком.

Господи, как бы и мне хотелось обладать собственной индивидуальностью!

Широко зевнув, сладко потягиваюсь и наконец выскальзываю из постели. Странно просыпаться в чужой комнате. Дома у меня есть прикроватная тумбочка, на которой всегда лежит ежедневник; на комоде ровно выстроены мои любимые косметические средства – крема, духи и лосьоны; на подвесных полочках стоят изящные шкатулки для украшений. Здесь же все вещи разбросаны по комнате и валяются на полу.