цыган был вынужден мне прислуживать и охранять. Так как лишится головы, если недосмотрит. Пожалуй, за это он ненавидел меня больше, чем за все остальное, а я презирала его и уважала одновременно. Презирала в нем фанатизм и им же восхищалась. Он достойный воин. Преданный своему барону и своему народу.

– Поедете, – сказал очень тихо и выглянул за дверь, потом снова прикрыл её и сделал шаг ко мне, а я попятилась назад, думая о том, как быстро успею достать кинжал и всадить ему в грудь, если попытается причинить мне вред. Впрочем, вряд ли он решится напасть здесь.

– Ты никто, чтоб мне приказывать, ублюдок. Только Ману может. Тебе никогда не будет позволено. Рабыней стану, гонимой и позорной, а тебе приказывать не позволю. Отойди назад. Не приближайся ко мне – иначе людей сюда позову. Как объяснишь своему барону, что в спальне моей делал?

Савелий усмехнулся, но все же отступил назад и сунул руку за пазуху, а я напряглась всем телом, тяжело дыша.

– А ведь вы все же боитесь меня, Ольга…Лебединская!

– Алмазова! Помни это!

– И не зря боитесь. Я был бы счастлив перерезать вам горло. Но не сегодня…Когда-нибудь, но только не сегодня. Держите – это вам.

Он протянул мне конверт, вынуждая подойти к нему. С опаской взяла, не спуская взгляда с мужчины, медленно развернув бумагу, затаила дыхание, узнавая почерк и чувствуя, как подгибаются колени. Всего лишь месяц назад я бы обрадовалась этому письму до безумия, а сейчас у меня начали дрожать пальцы.

«Оля, я узнал о том, что эта мразь держит тебя в плену. Мы с моими людьми уже приближаемся. Здесь ни хрена не ловит. Связи нет. Передаю этот конверт с человеком, которому доверяю. Отец готов заплатить любой выкуп. А если цыган откажется – Огнево будет стерто с лица земли. Камня на камне не останется.

Я в пути, сестренка. Буду через неделю. Со мной до хрена вооруженных людей. Мы раздерем проклятых цыган на куски и снова восстановим нашу власть в Огнево. Отомстим за смерть Артема, а ты домой вернешься.

Держись и молись, чтобы я победил этих тараканов!

Твой Макар.»

Я схватилась за деревянный подоконник и медленно подняла взгляд на Савелия – проклятый кастрат улыбался. Видел мою боль и наслаждался ею. Мы оба знали, что это означает. Только я не понимала, почему мне принес это письмо именно он, а не тот человек о котором писал брат…точнее, уже поняла – он, скорее всего, мертв.

– Вы ведь знаете, что ответил бы на эти требования Ману, верно?

Савелий подошел к камину и протянул к нему руки в мокрых от снега перчатках. От его плаща по ковру растекалась грязная лужица воды. А мне казалось, эта грязь растекается по моему телу, даже во рту на зубах привкус земли появился. Потому что нет возврата домой. Отец узнает чья я жена и что спала с Ману и просто разорвет меня на куски. Разве что скрыть позор и уйти в монастырь, принять постриг. Раньше я бы обрадовалась и этой участи… а сейчас. Я поняла, что уже хотела для себя иного…хотела остаться с Ману. Поверила, что это возможно. Он заставил меня все же поверить. Дух захватило от ощущения полета в пропасть. Я словно видела, как красная птичка с подрезанными крыльями падает вниз, чтобы разбиться насмерть.

Да, я знала, что ответил бы моему брату Ману – он бы послал его к дьяволу. Я так же знала, чем это грозит Огнево. Если Макар не лжет, и с ним, и правда, много людей.

– И это было бы величайшей ошибкой и провалом. Огнево не выдержит такого натиска. Иначе я никогда бы не стал делать то, что делаю сейчас.

Он не смотрел на меня, а сушил перчатки у огня. Его черные всклокоченные волосы казались черными как уголь. Редкие массивные кольца в замотанных шнурками прядях отливали серебром в бликах пламени камина. Я помнила его другим. Когда сопровождал отца МИхаила, он выглядел совсем иначе и был похож на монаха, а не на цыгана. Ещё одна химера, которая пряталась под маской преданности и молилась Богу более пяти лет, охраняя отца Михаила, а потом сама же его и завела в ловушку. Сколько их таких при моем отце? Теперь я не была уверена ни в чем и ни в ком.

– Ты не пришел, чтобы рассказать мне о том, насколько вы слабы по сравнению с людьми моего отца. Зачем хотел вывести меня отсюда? Чтобы убить?

Савелий тихо рассмеялся.

– Я не идиот. Вы слишком ценная разменная монета. У меня появилась идея получше – вывезти вас к черту за границы наших земель, и вы поедете со мной так или иначе.

Поморщилась от его слов, но проглотила оскорбление. Мне не хотелось сейчас обмениваться колкостями и изощряться в словесной бойне. Я ощущала приближение катастрофы. Каждой порой чувствовала. Знала, что он скажет мне нечто такое, что вывернет мне душу наизнанку.

– Я не пойму, почему должна это сделать? Тебе остается только дожидаться решений Ману, потому что я никуда с тобой не пойду.

Савелий резко обернулся ко мне, уже не скрывая ярости:

– Дожидаться, пока ваш проклятый братец растопчет Огнево и убьет Ману?! Я не дам вам этого сделать. Вы уйдете. Сегодня. Я выведу вас за пределы деревни, где вас встретят люди вашего брата. Вы навсегда исчезнете из нашей жизни. Вернетесь домой или куда-нибудь, хоть к черту на рога, но исчезнете.

Дышать становилось все больнее, и я чувствовала, как ломит ребра от каждого вздоха и жжет в горле, за которое невольно взялась двумя руками. По мере того, как он говорил, я начинала понимать, что он задумал…понимать, что он прав. Макар не пощадит никого, если войдет в Огнево, то там камня на камне не останется. И я содрогнулась от жуткой мысли…мне было страшно за Ману, а не за брата. Я ни на секунду не подумала о том, что ему грозит, напади он на Огнево и потерпи поражение.

– Вы уйдете со мной, либо эта кровавая бойня закончится смертью моего баро. А откажетесь – я все равно убью вас лично, а потом перережу себе глотку. Но Ману Алмазов не предаст свой народ ради вас. Я не позволю ему отказать Макару и привести людей вашего отца под стены нашего дома.

Я слышала его и не слышала одновременно. Отвернулась к окну, глядя, как вертятся вихри снега, поднимаясь в