– Ну да, – сказала она не сразу. – Да, поговорила.

Билли села в кровати. Тогда маме известно, что прежние жильцы уехали два, а не один год назад.

– И что они сказали? – нетерпеливо спросила она.

Мама потёрла лоб и зажмурилась, словно обдумывала что‐то очень сложное.

– Сказали, что прежние хозяева съехали год назад, как и говорил Мартин.

– Но…

Билли не знала, что сказать. Кто‐то из них врал – или мама, или соседи. И Билли подозревала, что мама.

– Ну, мне пора. – Мама посмотрела на часы. – Помнишь, что ты мне обещала?

Билли снова улеглась. Что она обещала?

– Ты обещала, что, если я поговорю с соседями, ты перестанешь выискивать, что не так с домом. Помнишь?

– Да.

Разговаривать с мамой дальше не имело смысла. Так они только поссорятся.

Мама явно обрадовалась:

– Вот и хорошо. Значит, мы договорились насчёт этой ерунды. Ну, дружок, не скучай тут. Вечером я постараюсь вернуться пораньше.

Ступеньки под её шагами заскрипели, а потом Билли услышала, как хлопнула дверь. Мама обманула её.

Из-за температуры или из‐за того, что она слишком много спала, но через какое‐то время Билли стало казаться, что одной дома очень даже неплохо. Солнце пришло и ушло, не слишком жаркое, и Билли оставила окно открытым. Сосед, кажется, стриг газонокосилкой траву, и этот звук нравился Билли. Когда папа был жив, он всегда заботился о том, чтобы у них была красивая лужайка.

«Это первое, что видят люди, когда смотрят на дом», – говаривал он.

Он всё подстригал траву, а мама с Билли поглядывали на него в окно кухни и смеялись. Как давно они так не смеялись…

Сразу после обеда в дверь постучали. Билли замерла в кровати. К ним редко кто‐то заглядывал. Она на цыпочках спустилась по лестнице и спросила «Кто там?», прежде чем отважилась отпереть дверь.

– Это я!

Конечно, это был Аладдин.

– Я болею, – сказала Билли, открыв дверь.

– Да знаю. Я подумал, что тебе скучно, вот и зашёл. Можно на минутку?

– Конечно. – Билли улыбнулась.

Они устроились на террасе. Аладдин качался в гамаке, Билли села подальше от него.

– Сколько вы ещё будете жить на лодке? – спросила она.

– Пока не начнётся школа, до следующей недели.

Они помолчали.

– Ничего не случилось в последние дни? – спросил Аладдин. – В смысле – в доме?

Билли покачала головой. Нет, всё было спокойно. А потом рассказала, что мама солгала ей.

– Она тебе не верит, – предположил Аладдин. – Поэтому и солгала.

– Знаю. Так что надо торопиться. Мы должны узнать о доме больше, пусть мама поймёт, что он опасен.

Она вспомнила, что рассказывал про Вильму Андромедссон тот учитель. Что Вильма слышала стук в окно, а ей никто не верил.

– Если всякие ужасы видят только дети, убедить маму ни за что не получится, – сказала Билли.

Аладдин не ответил – он смотрел на что‐то у неё за спиной.

– Смотри, – прошептал он.

Билли обернулась. Через прихожую можно было увидеть гостиную. Аладдин указывал на свисавшую с потолка лампу. Она мерно раскачивалась взад-вперёд, точно как Билли видела раньше. И хотя стоял день‐деньской, Билли испугалась так же, как тогда ночью. Солнце зашло за тучу, и Билли покрылась гусиной кожей.

Она больше не сомневалась. В доме водится призрак. И он не оставит их с мамой в покое, пока они не уедут.

Краска слой за слоем отходила от дома. Одна синяя чешуйка падала на землю за другой, и жёлтые пятна на стенах всё увеличивались.

– Ничего не понимаю, – сказала мама, когда они с Билли обходили дом, рассматривая пятна.

Билли выздоровела, а летние каникулы кончились. Она была рада, что снова начались занятия. Теперь надо было проводить в доме только вечер и ночь, и жить Билли стало повеселее. Хотя вечера и ночи бывали просто жуткими.

Мама позвонила Юсефу, не может ли он прийти осмотреть пятна. Билли думала, что дом стряхивает с себя краску, потому что не хочет, чтобы его перекрашивали. С краской выходило так же, как с жильцами: дом избавлялся от них.

Аладдин и его родители перебрались в дом. Аладдин пошёл в школу в Охусе, так что они с Билли виделись уже не так часто. Но каждый вечер перезванивались.

– Мы должны узнать о доме как можно больше, – твердил Аладдин. – Сейчас прекращать поиски нельзя, надо обязательно убедить твою маму, что в доме опасно.

Дом в Кристианстаде ещё не продали, и Билли надеялась, что они докопаются до тайны дома в Охусе прежде, чем кто‐нибудь купит их старый дом. Тогда им с мамой не останется ничего, кроме как переехать назад. Когда она сказала об этом Аладдину, он явно опечалился.

– Я буду приезжать к тебе в гости, – пообещала Билли. – Часто!

Но «приезжать» всё‐таки не то же самое, и Билли это понимала. Если она уедет из Охуса, то потеряет Аладдина, а если останется, то отдалится от своих прежних приятелей. И так уже Симона стала относиться к ней по‐другому.

– Может, приедешь как‐нибудь после школы в Охус? – спросила однажды Билли. – Мама разрешит тебе заночевать у нас.

Симона фыркнула:

– Неужели у тебя найдётся минутка для меня? Ты же всё время только с Аладдином.

– Это не так, – обиделась Билли. – Просто этим летом столько всего произошло! И потом, ты уезжала на несколько недель.

Всё же Симона перестала дуться и в конце первой школьной недели, в пятницу вечером, приехала к Билли.

– Что случилось с краской? – изумлённо спросила она, когда они въехали на участок и Симона увидела дом.

Билли пообещала всё ей объяснить. Потом они сидели на террасе, и Билли рассказывала обо всём, что произошло. Рассказала и о том, что они с Аладдином делали, когда Симона уехала домой.

– Ой, вот бы мне тогда быть с вами, – сказала Симона. – Какая у тебя жизнь интересная.

На этот счёт Билли была не согласна с подругой. Ей‐то события казались скорее страшными, чем увлекательными.

– И до чего вы докопались? – Симона откусила от булочки с корицей, на которую уже было нацелилась Билли.

– Мы решили пойти в библиотеку в Кристианстаде и спросить, где можно найти информацию о старых домах.

Это была идея Аладдина.

– В библиотеку? – спросила Симона. – Вы разве ничего не нашли в интернете?

– Мы искали-искали – и ни до чего не докопались, – призналась Билли. – Мне кажется, тут всё вертится вокруг слишком старых дел, такое трудно раскапывать.