— Я посмотрела наброски, — сказала гостья, решив переменить тему.

— Вот как? — равнодушно отозвался Сильвано.

— Не хочешь узнать мое мнение? — спросила помрачневшая Лилиан.

— Говори!

Она налила себе еще бокал шампанского и наконец решилась:

— Они недостойны твоего таланта!

Сегодня у нее хватило смелости сказать ему правду. Должен же хоть кто-нибудь говорить искренно с этим диктатором. Две последние коллекции уже были неважными, и Лилиан потеряла половину заказов. Ее задача продавать, а не заполнять склады непроданными моделями.

Сильвано словно морозом ожгло, и он глубоко вздохнул, стараясь прогнать неприятное ощущение. Он и сам знал: эти наброски, стоившие ему огромного труда, весьма посредственны. Но он еще рассчитывал, что его имя спасет коллекцию от творческой неудачи. Санджи заблуждался.

— Может, иссяк источник вдохновения, как принято говорить. Может, золотая жила исчерпана… — задумчиво, как бы обращаясь к себе одному, произнес модельер.

— Если бы мы с тобой были просто деловые партнеры, — взволнованно начала Лилиан, — я бы сказала: ты лучше других можешь оценить собственную работу. И на этом наш разговор бы кончился. Но я хорошо тебя знаю, Сильвано. Твои лучшие коллекции еще впереди. То, что сделано за последние десять лет, — ничто по сравнению с тем, что ты создашь в следующем десятилетии. Так, черт побери, трудись, добивайся, ищи совершенство!

Последние слова она почти выкрикнула. Таким тоном разговаривает мать, пытаясь встряхнуть сына, утратившего веру в себя.

Сильвано посмотрел Лилиан в глаза и улыбнулся:

— Лилиан, я тебя обожаю и ценю твою прямоту. Ты права: наброски никуда не годятся. Ради тебя, да и ради меня самого, я должен сделать что-то другое.

Сильвано прикрыл ладонями лицо.

— Господи, ты совсем измучен! — воскликнула Лилиан.

Отчаяние охватило Санджи.

— Ужасно! Ужасно! — прошептал он. — Я не могу отдать тебе себя и даже не могу отдать тебе мой талант.

Он подошел к Лилиан и обнял ее, но она резко оттолкнула его.

— А ты негодяй, Санджи. Стыдишься собственных поступков: меня ты обожаешь, а любовью хочешь заниматься с Раулем! Иди к черту! — крикнула Лилиан и швырнула на пол пачку рисунков.

— Ревнуешь! — произнес Сильвано. — Знаю, ты ревнуешь. А всегда разыгрывала из себя женщину, которая выше этого. Ты всегда лгала мне!

Сильвано был зол, но не столько на нее, сколько на себя.

— Да, лгала! — признала Лилиан. — Да, я ревнива, завистлива, доведена до отчаяния. И я возвращаюсь в Лос-Анджелес. Захочешь — найдешь меня. Она разрыдалась и бегом бросилась к выходу. Санджорджо нагнал ее на пороге и успел сказать:

— Мне жаль, Лилиан, но другим я быть не могу. Но и тебя терять не хочу. Увидишь — скоро я приеду к тебе.

Рауль спал на огромной кровати Санджи. Мужественная грация, одухотворенность юношеского тела напоминала античных богов.

Сильвано смотрел на него, и ему на память пришли изысканные строки: «Кто созерцал красоту, уже освящен смертью».

Эта любовь без Божьего благословения терзала его сердце. Сильвано был уже зрелым человеком, бурные страсти юности улеглись, и он старался построить жизнь разумно. Его утешала мысль, что в классической древности такая бесплодная любовь стала одним из оплотов греческого общества; в мирные времена и в войну связывала людей до самой смерти.

Он всматривался в спящего юношу и чувствовал желание укрыться в объятиях Рауля, насладившись нежностью и покоем. И пусть рухнет мир, осыплется позолоченная мишура его тюрьмы, пусть пропадет все, а останется лишь это великолепное юношеское тело. Сейчас Сильвано не нужен был никто, он хотел ласкать только Рауля.

Вот в чем причина его профессиональных неудач в последнее время. Двадцать лет назад произошло нечто подобное между Санжи и Галеаццо Сортени, но тогда Сильвано не настолько растерял себя, пытаясь припасть к самому источнику желания.

Они встретились и полюбили друг друга, когда Раулю было шестнадцать, а Санджорджо — сорок шесть. Встретились случайно, в Рапалло, на поле для игры в гольф. Мальчик узнал знаменитого модельера, а Сильвано увидел в нем чистейшее воплощение красоты. Они никогда не задумывались о том, что у их любви нет ни прошлого, ни будущего. Оба не искали извинений и оправданий. Искал ли Рауль в Санджи отцовскую нежность, какой не было во властном, неприступном Риккардо Летициа, подавлявшем личность сына? Такое объяснение было бы слишком простым. Отразилось ли в сексуальном поведении Сильвано его трудное детство? Слишком надуманный вопрос… Они полюбили друг друга, и все.

Рауль не проснулся. Санджи осторожно лег рядом с ним, стараясь не разбудить. Он любовался этим созданием, в которое природа вложила все сладострастие мира. Вопреки воле Всевышнего, вопреки нравственным устоям человека, невзирая на страдания и ревность Лилиан, Рауль принадлежал только Сильвано.

Неожиданно он увидел, как юношеский член Рауля поднялся, наливаясь сладострастным напряжением, словно желание Санджи передалось юноше, воспламеняя восторгом его сны.

— Я так долго ждал тебя, — произнес Рауль сонным голосом.

— Я здесь, — успокоил его Сильвано, легко коснувшись губами губ юноши.

— Расскажи мне историю, — попросил Рауль, поворачиваясь к Санджи.

— Про тебя? — улыбнулся Сильвано.

— Про что-нибудь. Ты умеешь рассказывать, — умоляюще прошептал юноша.

Сильвано заговорил, не отрывая взгляда от ясных, широко распахнутых глаз Рауля. Голос его звучал тепло и напевно. Плоть же их в эту минуту соприкасалась, застыв в вибрирующей неподвижности, по телу пульсировали горячие волны. И оба извергли семя, несущее жизнь, которой не суждено было возникнуть. Оба в молчании пережили оргазм, лишь более прерывистым стало дыхание у того и другого. Они лежали опустошенные, расслабившись, внутреннее напряжение угасло, подарив каждому полное удовлетворение. Оба пережили всеобъемлющее чувство радости, слившись в одно целое. Такое случалось не всегда, но, если случалось, они ощущали магию чуда, чуда, снисходившего на них без всяких особых ухищрений: им достаточно было смотреть друг другу в глаза, слушать голос, позволить чувственной волне захлестнуть тело, и тотчас в мозгу их пробуждалась сияющая заря, которая воспламеняла каждую клеточку тела.

Мужчина и юноша осыпали друг друга легкими поцелуями. Сильвано, склонившись к животу Рауля, припал губами к живительной влаге на нежной коже. И снова в юноше зажглось желание, вызвавшее эрекцию.

Счастливая улыбка осветила лицо Сильвано. Сегодня им еще предстоит ночь любви, несмотря ни на что, несмотря на ревность Лилиан, несмотря на запреты Риккардо Летициа. «Совратитель мальчишек!» — бросил ему отец Рауля. Но что знал он об этой любви? Любви возвышенной и безнадежной, породненной со смертью. Что нравственно, а что нет? Кто переступает границу, а кто нет? Сильвано не хотел об этом думать: слишком далеко завели бы его такие мысли, но одно он знал наверняка: волнение, что сейчас пылало у него в мозгу и в крови, неподвластно, недоступно Риккардо Летициа, хоть тот и слывет чуть ли не во всем мире эталоном мужчины.