– Сеня, только не ори, – сразу попросил он. – Мы уже с Нахором разговаривали и поняли, что оказались в Египте. Причем, судя по всему, до начала Крестовых походов еще далеко. Я не уверен, но мне кажется, что мы попали примерно в ту же эпоху, по которой гуляли, когда искали Зевса.

Вопреки моим ожиданиям, Рабинович не начал орать, не стал махать кулаками и обещать сделать из Попова свиной рулет. Честное слово, даже скучно стало, когда Сеня лишь только удивленно вскинул брови и заявил, что чего-нибудь подобного он от такого недоумка, каким, по его мнению, является Андрюша, и ждал. Попов смиренно собрался выслушать следующую порцию оскорблений, но ее не последовало.

– Ладно. Хрен с ней, с этой Палестиной, – пожав плечами, проговорил мой хозяин. – Мы хотели маленький отпуск за свой счет с приключениями в довесок, мы его и получили. Будем наслаждаться экзотикой. А ты, Андрюша, – Рабинович ткнул в криминалиста пальцем, – изготовишь эликсир, чтобы он был под руками в любой момент, когда мне домой захочется сорваться. Ясно?

– Да где же я тебе… – попытался было отмазаться Попов, но Сеня бесцеремонно перебил его.

– А вот это меня не волнует, – ехидно заявил он. – Ты у нас самостийно в алхимики записался, вот и выполняй свои непосредственные обязанности.

Возражать на это утверждение Андрюша даже не пытался. Тем более что наш караван-баши, заметив, что у гостей кончились вино и закуска, тут же приказал слугам пополнить истощившиеся запасы. Гулянка тут же продолжилась с новой силой. А когда к пирующим прибавились еще двое человек – помощники Нахора, Аод и Хусарсеф (гав ты, имечко! язык сломаешь), – веселья заметно прибавилось. К вечеру все шестеро налакались до такой степени, что стали хором распевать «Ой, мороз, мороз…»

Аборигены, хоть и ничего не поняли в этой песне, но зато так усердно подтягивали окончание каждой строки, что даже верблюды вздрагивали и плевались в сторону шатра, а подчиненные Нахора раз двадцать врывались с мечами в его палатку, каждый раз думая, что караван-баши пытает какая-нибудь нечистая сила. На двадцать первый мне эта беготня надоела и пришлось рыкнуть на надоедливых слуг. На них это подействовало сильнее, чем буденовский пулемет на махновцев, и к шатру больше никто не приближался. Опять же на выстрел того же пулемета.

Ближе к полуночи пирующие, наконец, после обмена традиционными вопросами типа «ты меня уважаешь?» разбрелись спать. То есть разбрелись Аод с Хусарсефом, а мои друзья, утомленные тяжелым дневным переходом и обильными возлияниями после оного, свалились спать прямо там, где сидели. К тому времени температура окружающего воздуха значительно упала, и я слегка продрог. Решив размять затекшие конечности, а заодно провести и тщательную рекогносцировку местности, я отправился в обход лагеря аборигенов.

Как и полагается в таких случаях, аборигены выставили на ночь стражу. Мало ли какие бедуины вокруг шляться могут, готовым нужно быть ко всему! Правда, даже поверхностная проверка выявила жуткие погрешности в караульной службе караванщиков. Половина охранников резалась при помощи костей животных в какую-то дурацкую игру, четверть поглощали пищу, пережевывая ее с таким треском, что по сравнению с ним даже носорог на стекольной фабрике казался бы сверхбесшумным ниндзей. Ну а остальная часть охраны просто бесцельно слонялась между костров. Причем эти горе-воины передвигались так, что все время сами находились на свету и из-за отблесков пламени совершенно не могли видеть того, что происходит в темноте.

В общем, не охрана, а полная самодеятельность. Если бы у нас в России бандиты каждое свое логово таким образом охраняли, то менты тогда и без ОМОНа спокойно бы обошлись – приходи и бери всех преступников голыми руками! Такого безобразия Ваня, конечно бы, не пережил и тут же принялся обучать аборигенов несению караульной службы. Хотя бы для того, чтобы в будущем не остаться без работы. Впрочем, Жомов спокойно спал и проверкой постов заниматься не имел возможности. Поэтому мне пришлось взять в свои лапы и зубы охрану каравана от возможного налета какого-нибудь пустынного варианта карибских пиратов.

Спать мне совершенно не хотелось, даже сам не знаю, почему именно. Чтобы не помереть от скуки и не покрыться инеем в резко изменившейся температуре окружающей среды, я принялся наматывать круги по лагерю, то и дело пугая ротозеев караульщиков своими внезапными появлениями. В общем, нес службу и никому не мешал, но мой благородный порыв никто не оценил. Более того, меня самым наглым образом оплевали!

Обходя лагерь, мне несколько раз приходилось пробегать мимо лежавших на пузе верблюдов. Большинство из них никакого внимания на меня не обращали, но особо раздражительная животина фыркала носом и чмокала губами при каждом моем появлении. Каюсь, сам виноват, что на эти знаки презрения и недовольства внимания не обращал, но кто же мог предположить, что эта проклятая скотина так метко плюется?! Она же так харкнула, когда я в пятый раз мимо пробегал, что мне показалось, будто на меня ведро клея с размаху вылили. Как бежал, так и поехал юзом по песку, даже глаза от неожиданности не сразу продрать смог. Ну, а уж когда сумел гляделки свои разлепить, я этим скотам задал жару!

Кусать, конечно же, вонючие верблюжьи ноги я не стал, но рявкнул на них по первому классу. Может быть, до льва и не дотянул, но этим тварям горбатым вполне хватило. Те, кто спал, проснулись в один миг и, совершенно не понимая, что делают, помчались по головам остальной части стада в направлении шатра Нахора. Их соплеменники, затоптанные первой волной, решили также не оставаться в стороне от всеобщего веселья и, издавая гортанные звуки, помчались за первыми в погоню. А я им еще и скорости прибавил, прыгая рядом и истошно вопя.

Когда первые верблюды докатились до подножия бархана, гребень которого украшал цветастый шатер Нахора, в лагере караванщиков уже царил переполох. Однако люди, видимо, из-за большого срока общения со своими кривогорбыми подопечными совсем отупели и, не зная, что делать, бестолково метались по лагерю. Верблюды же, на радость немногочисленным зрителям в моем лице, решили устроить большой конкурс и в качестве первого барьера взяли штурмом шатер, где мирно почивали менты. Поняв, что мой Сеня сейчас может быть безжалостно затоптан, я попытался остановить стадо, подавшееся в бега, но меня снова самым наглым образом оплевали. В этот раз на ходу!

Разозлившись, я было решил изменить свой вкус и попробовать на зуб свежей верблюжатины, но поганить пасть их мерзким мясом мне не пришлось. Смятая первыми животными аборигенская палатка неожиданно вернулась в исходное положение. Правда, в высоте она потеряла десяток сантиметров, но зато обзавелась руками с пудовыми кулачищами. Это Ваня Жомов, спросонья решив, что какие-то вероломные враги пытаются сделать ему «темную», распрямился во весь рост и вслепую пошел крушить верблюдов направо и налево.

Вскоре вся гужевая часть каравана лежала перед ним аккуратной кучкой, а уйти в пустыню удалось только тем двум верблюдам, что удостоились чести быть единственными существами, кто безнаказанно смог наступить на омоновца. Ваня еще пару минут буянил, выискивая неведомых врагов. Он размахивал кулаками, орал и таскал на себе по территории лагеря шатер Нахора со всем его содержимым – с подушками, коврами, вином, ментами и совсем очумевшим караван-баши.