Андрюша с Сеней еще раз переглянулись, постаравшись этими взглядами отравить другу другу оставшуюся часть жизни, и поспешили к стойке, чтобы не попасть к шапочному разбору. Занимать заранее столик никто из них не стал, решив, что сидячее место – дело наживное, а пиво, оно ведь и кончиться может. Поэтому, когда Ваня умудрился заграбастать по три кружки хмельного напитка в каждую руку и обернулся, чтобы поделиться с друзьями, он никого из них не увидел. Более того, все немногочисленные столики в забегаловке уже были заняты.

– Поп, блин, убью гада! – завопил Иван, оглядываясь по сторонам. – Сейчас ты, кабан толстый, и стол и пуфик мне одновременно заменишь.

– Ты чего орешь, идиот? – полюбопытствовал Попов, выныривая из давки у стойки с двумя кружками пива в руках. – Крайнего нашел?

– А ты еще скажи, что евреи во всем виноваты! – отрезал Рабинович, нарисовываясь рядом. Две полные кружки были зажаты в его ладонях, а еще две он прижимал к бокам локтями. – Чего ты опять стрелки переводить надумал?

– Да пошли вы все… компрессию ведрами таскать! – Жомов устал их слушать и устремился к ближайшему столику.

Не обращая никакого внимания на то, кто именно занимает места, Ваня опустил свою пятую точку на скамейку и проехался по ней до конца, сметая всех на своем пути. Грохнув кружками с пивом об стол, он так цыкнул на аборигенов, занимавших скамейку напротив, что тех буквально ветром сдуло из-за стола, вымело из трактира на улицу, и больше их в этом кабаке никто и никогда не видел. Вот она, сила омоновского убеждения!

Сеня и Попов тут же заняли их места и глотнули из своих кружек. Напиток и вправду походил на пиво, только был несколько горче, чем требовалось по ГОСТу, и здорово шибал в нос запахом каких-то трав. Рабинович причмокнул губами, одобрительно хмыкнул и осушил одну из своих кружек до дна. Попов завистливо посмотрел на него и потребовал у друзей разделить пиво поровну.

– Ты мне тут со своей уравняловкой коммунизм не устраивай! – сердито буркнул он. – Кто не успел, тот не съел. А кому выпить мало, пусть утрет хлебало.

Попов потряс головой, стараясь сообразить, к чему Сеня это сказал. Рабинович хитро прищурился в ответ и выпил еще полкружки.

Караванщики к тому времени успели распределить все сидячие места в кабаке. Однако в ответ на экспансию Жомова вынуждены были потесниться, освободив краешки скамеек для своих товарищей, побитых и оскорбленных бессовестным омоновцем, перестали обращать на ментов внимание и занялись обсуждением местных рыночных отношений. Трое друзей, оккупировав шестиместный столик, сидели в относительном комфорте и свысока поглядывали на персов. Андрюша Попов маленькими глоточками цедил местный аналог пива из кружки, завистливо-обиженно посматривая на своих друзей. Его взгляд вдруг напомнил Сене грустную морду Мурзика, вынужденного в окошко наблюдать за собачьими свадьбами, и Рабинович сдался. Отобрав две кружки у Жомова, он придвинул их Попову. Андрюша расцвел, а в ответ на попытку омоновца вернуть себе утраченное добро Рабинович стукнул его по рукам.

– Оборзел, Ваня? Считать не умеешь? – рявкнул он на друга. – У всех по четыре кружки. Куда же ты, быдло ментовское, свои лапы тянешь?

– От мента и слышу, – буркнул омоновец, но чем возразить арифметике Рабиновича, придумать так и не смог.

Объемы пива постепенно подходили к концу, и друзья начали подумывать о том, что не мешало бы что-нибудь и сожрать. Сеня пристально посмотрел на караван-баши, пытаясь взглядом принудить его раскошелиться на ужин. Однако Нахор, видимо, решил, что с прибытием в Мемфис строить из себя гостеприимного хозяина больше не стоит. Перс старательно прятал глаза и делал вид, что вообще не знаком с ментами. Рабинович, оторопевший от такой наглости, собрался уже встать с места и вправить изменчивому персу мозги, но в этот момент он обратил внимание на худощавого человека, вынырнувшего из-за стойки. Парень до боли в сердце напомнил Сене брата, которого, кстати, никогда не было, но иметь очень хотелось. Вот только передвигался он так, как ни один уважающий себя Рабинович ходить бы не стал, – сгорбившись, втянув голову в плечи и немощно шаркая ногами. Сеня удивленно нахмурился, а парень, не обращая на него внимания, поплелся к столику, за которым сидели смуглолицые игроки в кости.

– Оплатите счет, пожалуйста, – дрожащим голосом проговорил он, обращаясь к подвыпившей четверке.

– Нэт серебра, – радостно ухмыльнувшись, ответил один из них – небритый и широкоплечий.

– Счет оплатите, пожалуйста, – парень явно не рассчитывал, что его просьбу выполнят, но отступать, видимо, не имел права.

– Э-е, ты что, не русский? – удивленно поинтересовался еще один из игроков. – Тебе говорят, нэт у нас серебра!

– Тогда платите штраф, – вынес новое предложение Сенин «брат». В ответ все четверо дико заржали.

Жомов, также обративший внимание на эту сцену, начал было подниматься со своего места, но Рабинович жестом остановил его. Отцепив дубинку от пояса и проверив ее на гибкость, Сеня неторопливо подошел к умирающим от смеха игрокам и, не говоря ни слова, звезданул одного из них – широкоплечего и небритого – «демократизатором» по голове. Тот икнул и сполз под стол, решив, видимо, что там будет комфортнее. Остальные мгновенно замолчали, испуганно глядя на дубинку в Сениных руках.

– Оплатите счет, – грозно посоветовал он, поигрывая «демократизатором».

– Э-е, не убивай, брат, – затараторил второй остряк, отцепляя от пояса кошель. – Серебро возьми, золото возьми, но не убивай. Слышишь, брат?!

– Не брат ты мне, гнида черножопая, – покачал головой Рабинович и стукнул наглеца, посмевшего объявить всем о мнимом родстве, дубинкой по голове, одновременно выхватив у него из рук кошелек. Смуглолицый тут же стек вниз, присоединившись под столом к своему товарищу.

– Сколько они тебе должны? – поинтересовался у паренька Сеня. Тот назвал сумму.

– Быстро заплати, – приказал Рабинович двум оставшимся за столом любителям азартных игр, пряча за пазуху экспроприированные ценности (а как же? нужно же компенсацию взять за оскорбительное навязывание в родню!). Смуглолицые, трясясь от страха, бросили на стол несколько кусочков серебра и, наплевав на своих товарищей, как совсем недавно верблюды на Мурзика, умчались прочь из кабака. А Сеня повернулся к пареньку.

– Не бойся, больше они к тебе приставать не будут, – покровительственно проговорил он. – Как тебя зовут?

– Иисус… – Рабинович поперхнулся и выронил из рук дубинку, – …Навин, – Сеня облегченно вздохнул и поднял с пола персональный ударный инструмент.

– Фу, как ты меня напугал, – пробормотал он в то время, как новый знакомый не сводил с него удивленно-благодарного взгляда. Рабинович пристегнул дубинку на пояс, похлопал паренька по плечу и лишь только тогда сообразил, с кем именно он разговаривает.

– Что-о-о?! Иисус Навин?! – Рабинович поперхнулся повторно. – А год сейчас какой?

– НУ ЧТО ТЫ, ДУРАК, КО ВСЕМ СО СВОИМИ ДАТАМИ ПРИСТАЕШЬ? – тот же самый громовой голос, который менты уже однажды слышали в пустыне, буквально заполнил собой все помещение кабака.