– туземцев, которых надо воспитывать и воспитывать, девиц, в компании которых приехали гости, или тех, которых любезно предоставлял гостям хозяин, красавиц, главным образом тутси, моих натурщиц, пояснял Фонтенайль, ибо он рисовал, писал маслом пастухов, опиравшихся о посох, коров с длинными, лирообразными рогами, девушек, несущих на голове остроконечные корзины или кувшины, прекрасных девушек с высокими прическами в диадемах из бус. У него собралось множество портретов тех, кто соглашался посетить его виллу. Эти лица его завораживали.

Он верил тому, что рассказывали о тутси. Они не негры. Достаточно взглянуть на их носы, на кожу, отливающую красноватым блеском. Но откуда они взялись? Тайна тутси не давала ему покоя. Он расспрашивал старых бородатых миссионеров. Он прочел все, что только можно было прочесть на эту тему. Мнения были разные. Тутси пришли из Эфиопии, это были чернокожие евреи, переселившиеся из Александрии копты, заблудившиеся в Африке римляне, они – родственники фульбе и масаи, шумеры, сохранившиеся со времен Вавилона, они происходят из Тибета, настоящие арийцы. Фонтенайль поклялся себе, что докопается до истины.

Когда хуту с помощью бельгийцев и миссионеров прогнали мвами и принялись убивать тутси, он понял, что настало время исполнить то, что он намеревался сделать. Отныне это будет его миссией, целью его жизни. Он был уверен, что тутси вскоре исчезнут с лица земли. Здесь их окончательно истребят, а те, кто покинет родные места, сольются с другими народами и растворятся в них. Оставалось одно – спасти легенду. Легенду, в которой заключалась истина. Тогда он оставил своих друзей, забросил плантацию. Он научился читать иероглифы. Он решил освоить коптский и древнеэфиопский языки. Пытался говорить с боем на языке киньяруанда. Но он не ученый, не антрополог или этнолог. Да и все эти книги, исследования ничего не дают. Он – художник, интуиция и вдохновение – вот чем он руководствовался. И он пошел гораздо дальше всех этих ученых с их эрудицией. Он решил поехать на места событий – в Судан, Египет. Там он увидел храм богини до того, как его затопило, пирамиды черных фараонов, стелы королев Кандакий на берегу Нила. Вот доказательство. Высеченные в камне лица были точно такими же, как те, что он изображал на своих полотнах. У него больше не оставалось сомнений. Его словно осенило. Империя черных фараонов – вот откуда пришли тутси. Изгнанные христианством, исламом, пришедшими из пустыни варварскими племенами, они отправились в долгое путешествие к истоку Нила, потому что верили, что это земля богов, откуда милостью великой реки они изливают изобилие на своих подданных. Они сберегли своих коров, своих священных быков, сохранили свой благородный облик, их дочери сохранили свою красоту, но память они потеряли.

Теперь он, Фонтенайль, должен исполнить свою миссию. Он все бросил ради этого. Он построил у себя копию храма богини, пирамиду черных фараонов. Он написал портрет богини, королевы Кандакии. «А вы, – сказал он, – благодаря мне вновь обретете память, потому что вы прекрасны, потому что вы похожи на нее».

Господин де Фонтенайль отвел их в свою мастерскую. Все вокруг было завалено папками с рисунками, так что они с трудом прокладывали себе дорогу. На мольберте стоял начатый портрет.

– Это ведь ты, Вероника, – сказала Вирджиния.

– Да, – сказал господин де Фонтенайль, – это наша богиня, но вам лучше посмотреть на нее в храме.

На стенах висели репродукции и фотографии фресок, барельефов и стел с изображением черных фараонов на троне, богов с головой сокола, шакала, крокодила, богинь с солнечным диском и коровьими рогами на голове. Господин де Фонтенайль остановился перед большой картой, на которой был обозначен Нил. Вероника заметила, что ни одно из нанесенных на нее названий не совпадало с тем, что она читала в учебнике географии.

– Вот здесь, – пояснил господин де Фонтенайль, – это Филы, храм Великой Богини, а здесь – Мероэ, столица царства Куш, империи черных фараонов, цариц Кандакий, столица тысячи пирамид. Я ездил туда ради вас – тутси, и я нашел вас там. Сейчас покажу, смотрите.

Он достал из папки с рисунками лист и протянул Веронике.

– Это твой портрет. Я выполнил его по карандашным наброскам, сделанным во время паломничества к истоку Нила. А теперь я положу его рядом с фотографией, снятой в Мероэ. Это Изида, Великая Богиня, она раскрыла крылья, чтобы укрыть ими королевство. Ее грудь обнажена. Присмотрись к ее лицу. Это ты, точь-в-точь ты, три тысячи лет назад в Мероэ сделали твой портрет. У меня есть доказательство.

– Но три тысячи лет назад меня не было на свете, у меня нет крыльев, и царств никаких больше нет.

– Ты скоро все поймешь, вот увидишь. Теперь надо пойти в храм.

– Вероника, – сказал господин де Фонтенайль, – когда ты в первый раз заходила в храм, ты, конечно, не разглядела мою фреску как следует. Приглядись к лицам девушек, которые несут дары Великой Богине. Никого не узнаёшь?

– Да-да, – сказала Вирджиния, – третья, вон там, – это я! А прямо передо мной Эммануэлла, она закончила лицей два года назад. А вот эта – Брижит, она сейчас во втором классе. Похоже, он изобразил тут всех тутси из лицея.

– Меня, во всяком случае, тут нет.

– Тебя нет среди участниц процессии, потому что ты – избранная. Обернись, и ты все увидишь, – сказал господин де Фонтенайль.

И действительно, со стены в глубине храма на них смотрело лицо Великой Богини, и это было лицо Вероники. Только глаза у нее были непомерно большие.

– Видишь, – сказал господин де Фонтенайль, – в прошлое воскресенье у меня было много времени, чтобы понаблюдать за тобой. И я подправил лицо богини, чтобы оно стало действительно похоже на твое. Теперь ты уже не можешь отрицать, что Изида – это ты.

– Никакая я не Изида. Зачем вы смеетесь надо мной? И потом нехорошо тревожить духи умерших.

Абазиму могут отомстить, а их месть бывает страшной.

– Не сердись. Ты скоро поймешь. Идите за мной, экскурсия продолжается.

Они вышли из храма и поднялись по склону до гребня. Там под присмотром молодых пастухов паслось несколько длиннорогих коров. Неподалеку, на небольшой возвышенности, находился загон, куда стадо загоняли по вечерам. Над живыми изгородями возвышалась искусно сплетенная крыша центральной хижины. «Видите, – сказал господин де Фонтенайль, – если тутси все же исчезнут, я сохраню по крайней мере их коров иньямбо. Возможно, вот такой бык, как этот, – священный бык, – привел их в эти края». На вершине, среди густых старых деревьев, образовывавших нечто вроде рощи, возвышалась пирамида, выше и стройнее той, что построили у