Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Или, например, вот эта старушка-дачница. Бережно волочит свою тележку с саженцами, будто многодетная мать с коляской. Не может оторвать глаз от будущих огурцов – каждый зелёный кустик завёрнут в собственную газетную люльку. А навстречу ничего не ведающей пенсионерке мчится «хаммер», за рулём которого – хам, равнодушный ко всему, кроме денег и молодой женщины, пищащей ему из мобильного. На дорогу ни дачница, ни хам не смотрят – у каждого свой опекаемый, а посему – столкновение неизбежно. Сюжет будто из классики: жертва – старушонка, орудие убийства – «хаммер». И вот, вдруг, появляется он – Мухин в своём развевающемся хэбэшном плаще и за секунду от беды оттаскивает старуху в сторону. Справедливость торжествует – пенсионерка продолжает сама за себя получать пенсию, саженцы прописываются в промозглой земле, а «хаммер» врезается в дерево. Хотя последнее слишком смело – вдруг ещё дачницу посадят? Пускай враг пролетит мимо, не заметив, что чуть не лишил человека жизни. А старуха, может, и не поймёт, что чуть не попалась смерти на пустые глазницы, – подымется, отряхнётся и, шепеляво ругая опрокинувшего её Мухина, начнёт собирать рассаду обратно в тележку. Или, наоборот, – осознает, прослезится и протянет своему спасителю пару-тройку самых многообещающих саженцев. А Мухина уже и след простыл – торжествовать настоящим супергероям не к маске.
Дачница буднично прошаркала мимо, бережно таща за собой поклажу. Бойко, ни на кого не надеясь, пенсионерка транспортировала себя вместе с огурцами в пешеходный переход. Саженцы синхронно кивнули жилистыми головами и исчезли в грязном асфальте. Мухин кинул сигарету под скамейку и впорхнул в автобус.
Он часто так «спасал» знакомых и незнакомых людей, подыскивая жертву на улице, в офисе, в автобусе, в телевизоре. Потом вычислял наиболее вероятный источник опасности и разворачивал в голове масштабную и эффективную операцию по спасению. Мухину нравились реальные ситуации – ограбление, захват заложников, пожар, ураган. Белиберда вроде нашествия инопланетян, гигантских ящеров или обезьян никогда не обыгрывалась в его сюжетах. Лишь жизненность ситуации усиливала ощущения.
Спасённые отделывались царапинами и испугами разной степени тяжести. Мухин же выносил из подвигов раны и народную любовь. Девушки целовали его обильный гуттаперчевый рот. После каждого приключения он по-настоящему уставал, пульс пускался в нестройную кадриль, и густой героический пот сочился из задыхающихся пор. Мухин предпочитал спасать по дороге домой и в выходные, чтобы не приходить в офис мокрым и обессилевшим.
Школьные годы Мухина прошли под дырявым и лоскутным одеялом девяностых. Он и его сверстники стали первым поколением, которое бессознательно иммигрировало из СССР в Россию и унаследовало просроченные мечты своих родителей. Волна популярной американской культуры накрыла страну. Тогда-то Мухин и заболел супергероями. Он мог с лёту детально зарисовать костюм Бэтмена, перечислить любимые Черепашками Ниндзя сорта пиццы, назвать всех врагов Человека-паука. Стены мухинской бетонной норы, смотрящей косым окном на помойку, были усыпаны портретами костюмированных персонажей, будто языческий храм – изображениями богов. Ещё лет в восемь Мухин решил, что станет супергероем, то есть посвятит свою жизнь спасению людей. На нулях миллениума подкатило семнадцатилетие, и мальчик задумался о выборе профессии.
Милиционер – чем не героическая специальность? Органы тогда ещё не назывались полицией и, казалось, не так повально гнили и испражнялись беспределом. Но так вышло, что Мухин гулял с Викой из соседнего двора, чей папа, плотный хохотун и капитан милиции, вдруг оскандалился из-за крышевания местного притона. С капитанской дочкой Мухин незамедлительно расстался и стал присматриваться к МЧС.
Спасатели – настоящие супергерои. Но Мухин схватил где-то на лету, что эмчеэсники вытаскивали человека из покорёженной машины в течение полусуток. Он задумался и решил, что не сможет спасать часами. У него, как у Мюнхгаузена, на каждый подвиг должно было затрачиваться не более двадцати минут. К тому же Мухин осознал, что смертельно боится крови. Медицина отпадала сама собой.
Военную службу он не рассматривал вовсе. Благородное дело, призванное защищать своих граждан. Но, как показала Мухину история, войска разных стран просто шли и убивали жителей других государств. Он решил, что такой героизм не засчитывается.
Решающим фактором было осознание того, что все представители героических профессий смертельно мало зарабатывают, словно им достаточно было народной любви и чувства выполненного долга. Поэтому после окончания школы Мухин уверенной взяточной поступью оказался на экономическом факультете одного из московских вузов.
Его по-прежнему лихорадило от супергероев, и он водил девушек на просмотр фильмов о Человеке-пауке. Как только в зале выключался свет, Мухина затягивало в липкую, просто сплетённую паутину сюжета, и поедающая рядом попкорн длинноволосая тень переставала существовать. Девица оскорблялась, кидалась в кавалера звонкими согласными и уносила попкорн с собой. Это не приравнивалось к концу света или даже маленькой катастрофе. Мухин сразу после сеанса спасал ситуацию нежным и виноватым жужжанием в телефонную трубу. Объёмный, черноволосый и толстогубый, он носил приторную, негероическую внешность, но именно поэтому так нравился современным девушкам.
В 2006-м Мухин защитил от приёмной комиссии свой никчёмный диплом и трудоустроился в страховую компанию агентом. Теперь он ежедневно облачался в тоскливый офисный костюм, пахнущий дешёвым кофе и корпоративным тоталитаризмом. Поверх натягивал длиннополый песочный плащ – желая походить хотя бы на Хеллбоя.
К двадцати пяти годам в послужном списке Мухина собралось шестьсот спасённых, триста настоящих подвигов и семьсот мелких хороших дел. На внегероическую биографию он тоже не жаловался: повысили на работе, снял опрятную однокомнатную в Чертанове, которая периодически наполнялась от люстры до плинтусов настойчивым женским запахом.
Но однажды на Мухина напала хандра. Она крепко впилась ядовитыми клыками ему в горло и пустила по телу тягучий яд уныния. Из него, как крысы с набирающего воду корабля, побежали силы: сначала героическая, потом житейская. Мухин с трудом мог заставить себя встать утром с постели и поехать на работу. Ни стремительно развивающийся зародыш благосостояния в банке, ни толстеющая карьера, ни вьющаяся заботливым плющом маркетолог Лера не могли возвратить его к прежней жизни. Спасать он перестал вовсе.
Желая реанимировать жениха, как про себя и для себя называла Мухина Лера, она укутала его в уговоры и отвезла на вечеринку к бывшему однокурснику. Ничьё присутствие не представляло опасности для стройной, светловолосой и зеленоглазой Валерии – все достойные, по её мнению, девушки были разобраны молодыми людьми в подпорки на опьянение. Одно-единственное невостребованное существо слабого пола трудно было подозревать в способности украсть чужое. Крупная, каштановолосая, алогубая Катя, никому тут не нужная, сидела, провалившись в себя и мякоть кресла, и отчаянно поглощала мартини.
С первого взгляда Катя ужалила Мухина в самое сердце. Как и для всех присутствующих, для него она была лишь страшной толстухой, но именно в её некрасоте он нашёл ключ к своему спасению. После вечеринки Мухин выведал у Леры, что Катя работает в ипотечном отделе одного третьесортного банка, и попросил её телефон. Валерия, сияя от радости, побежала искать номер, как обручальное кольцо. Она заподозрила Мухина в намерении свить с ней единое ипотечное гнездо. Обед с Катей в её сознании тянул лишь на финансовую консультацию.