что смогла бы переступить через принципы и обзавестись любовником.

— Так что произошло, Даша? — не глядя на телефон, Марк нежно провел губами по щеке, подул на висок, словно успокаивая меня. И от этого движения наружу рванула тщательно утрамбованная на дне души боль.

— Когда я вернулась в номер, мне пришло два сообщения. Сначала я открыла смс от мужа: поздравление с днем рождения и приписка, что нам надо серьезно поговорить.

А через минуту его мать прислала фотографию свидетельства о расторжении брака. Пока я худела и хорошела для мужа, он втихаря развелся со мной.

Я зажмурилась и больно вдавила ногти в ладони — не плакать, нельзя, мой бывший муж этого не стоит.

Марк резко выдохнул, сильно, до хруста сжал мои ребра и выругался. Помолчал, подцепил мой подбородок и повернул лицом к себе:

— Даша, посмотри на меня, пожалуйста.

Я помотала головой — нет, не могу. Если я сейчас посмотрю на тебя, то увижу отраженную в твоих зрачках жалкую, безмозглую корову. Тупую, доверчивую толстуху, которую муж все последние годы брака шпынял за все подряд. И которая терпела, потому что думала, что любит, и что все еще наладится.

— Даша, — под плотную корку моего отчаяния пробился голос, за который я схватилась, как за спасательный круг — у меня ведь есть Марк.

И пусть все, что с нами происходит, совсем ненадолго. Я же не дура, хотя мой муж считает иначе, и понимаю, что курортный роман — это быстро. Встретились, вспыхнули, разбежались.

Но сейчас это то, что может меня спасти. Поэтому я набираюсь смелости и смотрю в потемневшие синие глаза, в которых нет отражения толстой дуры, а есть ярость и еще что-то, чего я пока не понимаю…

Но от того, что я вижу, мне вдруг становится легче.

— Марк, — шепчу ему, — у тебя глаза стали темные, и зрачков почти не видно.

— Да-ашка, я не знаю, как можно тебе помочь. Но мне больно за тебя.

Я скольжу взглядом по его лицу. Наслаждаюсь тем, какой он красивый. И весь мой, пока еще мой. И я собираюсь этим воспользоваться.

— Поцелуй меня, — шепчу ему в губы, и сама тянусь к нему. И пусть рядом с нами есть люди — ведь сейчас летний сезон, и в гостиницу Миграна и Ольги начали селиться постояльцы. Мне плевать.

У нас роман, пусть даже курортный, но он мой, и я собираюсь получить от него все, что мне положено.

Марк впивается в мои губы, почти грызет их, и ему тоже плевать, что вокруг люди, — он меня целует. Так, как никто и никогда. И если бы не он, то я, наверное, и не узнала бы, что так бывает.

Не узнала, что одно прикосновение, — и в животе что-то сводит, скручивает, тянет. Ноет грудь, до боли твердеют соски, и кровь вскипает в венах. И единственное, что ты можешь, это просить еще.

Просить и подставлять лицо, шею, всю себя под его поцелуи и тягучие укусы, от которых сводит пальцы, а горло хрипнет от стонов.

Ловить касания его чутких рук, везде, где только он захочет — а он хочет все и много, будто готов забрать всю тебя целиком.

И можно только отдавать ему то, что он берет, не споря, не думая, не спрашивая, потому что знаешь, что в этот миг только ты, только для него. Единственная в его личной вселенной.

И когда Марк отпустил мой рот, давая сделать глоток кислорода, которого давно не было в моих пустых легких, я увидела, как лицо моего бывшего мужа расплывается.

Бледнеет, тонет в пустоте, а горечь осыпается с души пустым пеплом, и уносится ураганом по имени Марк.

Я откинула затылок на плечо мужчины, единственного, кто был мне нужен, и, глядя в лихорадочно горящие черно-синие, дьявольские глаза, задыхаясь, позвала:

— Пойдем домой, Марк. Заставь меня кричать.

Глава 18

Удобно устроившись на кровати, Марк работал.

Каждый день по нескольку часов он проводил за своим ноутбуком. Что-то проверял, с кем-то созванивался, отправляя и получая десятки сообщений.

Даже проводил совещания, выслушивая доклады своих подчиненных и устраивая им разносы. У него ведь бизнес, ему надо держать руку на пульсе. Это я тюленюсь и не хочу думать о делах.

Две недели назад я должна была вернуться домой. В дом, которого больше не было. И выйти на работу, которой тоже уже не будет.

Поначалу Паша, коллеги, даже бывшая свекровь регулярно звонили и слали мне сообщения, но я удаляла их, не читая, а звонки сбрасывала. Электронную почту я отключила уже давно, когда Паша пытался в отпуске завалить меня работой. Так что тут меня было не достать.

Потом я и вовсе, сообщила родителям и Соне, что на несколько дней останусь без связи, и отключила телефон. Только Лике я не позвонила и не написала.

Мой билет на самолет пропал, новый я не покупала, и что буду делать дальше, пока не представляла.

Кое-какие деньги у меня были отложены, номер я оплатила вперед, а кормил меня за свой счет Марк. Так что я беззастенчиво ленилась и изображала из себя недвижимость, не желая поднимать свой зад и начинать заново строить разрушенную жизнь.

С Марком мы больше ни о чем личном не разговаривали.

В тот вечер, когда я рассказала ему про развод, он постепенно выпытал у меня почти всю мою жизнь — о сложных отношениях с мамой, о единственной в моей жизни настоящей подруге, которую я, кажется, потеряла.

О том, как вышла замуж за Пашу, девятнадцатилетней наивной студенткой, влюбившись во взрослого, красивого Павла Аркадьевича. Он вел у нас семинары, и почему-то выделил меня из всей массы восторженно глядящих на него студенток.

Рассказала и о том, что наш брак с Пашей так и не стал семьей.

За ту ночь я рассказала Марку почти всю мою жизнь. Только про аварию умолчала, но об этом ему знать совсем не нужно.

Поэтому больше мы о прошлом не говорили. И о будущем тоже. Только о настоящем: куда сегодня поедем, что посмотрим, и чем займемся.

Хотя занимались мы в основном сексом — часто и подолгу. Но все же несколько раз съездили в Гагру и Сочи и прошлись по всем местам, положенным порядочным туристам в Абхазии — озеро Рица, пещеры, монастырь…

Марк на этих экскурсиях зевал, щипал меня за попу и