Мы стояли внутри, сразу возле входной двери. Руки Деккера были засунуты в карманы джинсов – а больше я ничего не видела, потому что до смерти боялась поднять на него глаза. Как и Деккер, я не очень-то любила показывать слезы.

– Ладно… – Деккер раскачивался на пятках. – Пусть ты взбесишься, но я все равно это сделаю, – сказал он и, подавшись вперед, раскрыл объятия и притянул меня к себе.

Он держал меня осторожно, бережно, понимая, что я не люблю обниматься, но, когда я обмякла у него в руках, он прижал меня к себе изо всех сил.

– Они думают, я сумасшедшая. Они не верят мне, – прошептала я, уткнувшись носом Деккеру в грудь.

– Просто они боятся, – ответил Деккер, и слова, произнесенные ртом, завибрировали в грудной клетке. А потом я услышала, как часто забилось у него сердце. – Даже я боялся.

Я закрыла глаза. Последняя слезинка скатилась по щеке. Я успокаивалась от объятий Деккера, от его запаха – запаха кожаной куртки и ароматного мыла, которое он не менял с двенадцати лет. А когда я не ответила, Деккер откашлялся, и спросил:

– Блевать на меня не будешь?

Я отстранилась и посмотрела на него. Наши лица разделяло пять сантиметров, не больше. Мне достаточно было встать на носочки, чтобы поцеловать его. Или я могла притянуть его голову к себе – и наши губы соприкоснулись бы. И он мог бы сделать то же самое. Он мог бы чуть нагнуться, совсем чуть-чуть, и поцеловать меня. Мог бы взять меня рукой за подбородок, приподнять его и коснуться моих губ своими. Но он не сделал этого. Поэтому я опустила голову и вывернулась из его объятий.

Через окно было видно, как подъезжает к дому машина мамы Деккера.

Я глубоко вздохнула и потянулась к дверной ручке.

– Кстати, Деккер, спасибо, что вытащил меня из озера.

Он скривился.

– Ты хочешь сказать: спасибо, что чуть не утопил меня?

– Ну, вообще, ты прав. Ты в тот день мерзко себя вел. Но ты меня не бросил, поэтому я тебя прощаю.

– Бросил… – прошептал он.

– Но вернулся.

Я шагнула на холодную улицу, а Деккер только смотрел, сжав челюсти, как я ухожу. Снова руки в карманах джинсов. Я закрыла за собой дверь.

– Привет, Дилани! – поздоровалась мама Деккера, увидев меня во дворе.

Я махнула в ответ, но не остановилась.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она уже громче. Захлопнула машину и прислонилась к водительской двери, потуже затягивая пояс пальто.

Я повернула к ней голову, но так и не замедлила шаг.

– Спасибо, хорошо! Отлично! – крикнула я и взбежала на свое крыльцо.

Я приготовилась к очередному витку противостояния с родителями, но они вели себя так, будто ничего не случилось. Мама посыпала сыром лазанью, папа читал газету. А когда мы сели обедать, папа снова завалил нас какими-то непонятными цифрами, а мама пересказывала сплетни: у Марты Гарнер дочка в положении, а ведь она не замужем – дочка то есть, не Марта. Да и сын разорвал помолвку – тоже подкачал. Родители даже не вспоминали, как буквально полчаса назад обвинили меня в том, что тень у дома миссис Мерковиц – галлюцинация, что я в два часа ночи открыла окно в ее комнате и спровоцировала ее преждевременную (слегка преждевременную) смерть.

Я думала, что они поверили мне и изменили точку зрения. Ровно до того момента, как мама принесла мне в комнату чашку горячего шоколада. Закрыв учебник математики, я аккуратно спрятала калькулятор в ящик стола.

– Спасибо, мама.

Она поставила чашку на пробковую подставочку и положила рядом таблетку.

– Это тебе для сна, – сказала она и осталась стоять, глядя на меня. Затем, вытерев ладони о штаны цвета хаки, добавила: – И чтобы ты как следует отдохнула перед экзаменами в понедельник.

Умная мамочка, не поспоришь. Сунув таблетку в рот, я сделала глоток горячего шоколада. И улыбнулась. Улыбка не сходила с моего лица, пока мама не покинула комнату.

Она лгала. Таблетка была не для меня. Не для моего крепкого и спокойного сна. А для их сна. Для того, чтобы они уснули и не дергались: а вдруг я ночью выберусь из дома и устрою где-нибудь погром. Потому что мне, единственному ребенку четы Джоанны и Рона, чудом спасенному из-подо льда озера Фалькон, доверять нельзя.

Услышав хлопок двери в противоположном конце коридора, я выплюнула таблетку на ладонь. Пошла в ванную, почистила зубы, умылась и спустила таблетку в унитаз. Я обманула родителей. Теперь я источник их страха. Теперь мне нельзя доверять.

Засыпала я долго. Дом наполняли знакомые звуки, но они казались немного странными. Вот щелкнул котел отопления – дважды. А он всегда щелкал дважды перед тем, как в трубу выходил поток теплого воздуха? Мне казалось, раньше был один щелчок. Задребезжала оконная рама – в нижней части, – зазвенела под порывом ветра. Не помню, чтобы такое было раньше. А планеты на мобиле? Разве они всегда крутились против часовой стрелки? Скорее всего, я бы запомнила…

Казалось, что все изменилось. Все стало другим. Будто я оказалась в совершенно ином месте.

Я укрылась одеялом до самого подбородка, нащупала потрепанный уголок и вцепилась в него, подтянув к носу. И только после этого наконец уснула.

Всю первую половину субботы я корпела над учебниками, пытаясь уместить в свой пострадавший мозг материал за две недели учебы. Когда около полудня позвонил Деккер, я переводила текст с французского и боролась с головной болью, нараставшей в затылке.

– Идем перекусим, – предложил он.

– Не могу. Французский делаю.

– Ты шутишь? Выбираешь между едой и французским?

Деккер не учил французский – по его мнению, от испанского было больше пользы. Зажав трубку между плечом и подбородком и продолжая писать в тетрадке, я ответила:

– Позвони в понедельник после экзамена.

– Ты не можешь сделать перерыв на полчаса?

– Я отвечу тебе двумя словами, Деккер: четыре-ноль.

– Ну ладно, я отвечу тебе одним словом: реанимация. В следующий раз ищи другого дурака, чтоб делал тебе искусственное дыхание.

– Туше.

В конце концов, и от французского есть польза. Через час снова зазвонил телефон. Я уже перешла к математике.

– Дилани, привет!

Голос звучал знакомо, но я не могла понять, кто это.

– Да, я слушаю…

– Это Жанна. Я подумала, а вдруг тебе нужно… может, вместе подготовимся к экзамену?

Я взглянула на лист, где половина заданий оставалась без решения, и на карандаш со стертой от исправлений резинкой.

– Да, Жанна, с удовольствием.

– Я буду в библиотеке, присоединяйся.