В нерешительности Перро стал осматриваться. Задернутые бархатные шторы почти не пропускали дневной свет, однако лампа на ножке в виде золоченого ананаса под гладким кремовым полотняным абажуром была включена. От вазы с завядшими розами, листья которых давно высохли и почернели, исходил отвратительный запах гнили. К нему примешивались и другие: алкоголя, сигарет, чеснока и чего-то еще. Перро он показался знакомым, но в тот момент определить его констебль не смог; на самом деле это был запах пресловутого глутамата натрия. На непокрытом скатертью дорогом столе с инкрустацией в беспорядке громоздилась грязная посуда и контейнеры из-под полуфабрикатов. В некоторых были остатки пищи и косточки. Над ними кружил рой мух.

Рассудив, что приглашения ждать придется долго, Перро придвинул к себе стул с прямой узкой спинкой и уселся на почтительном расстоянии от стола. Шлем он положил на пол и переместил на поясе впившуюся ему в живот рацию. Беседу Перро начал издалека. Кивнув на пищевые контейнеры из фольги, констебль сочувственно сказал:

— Вижу, вам приходится самому заботиться о себе.

Алан Холлингсворт не отвечал. Взгляд его не отрывался от стенных часов с фонтаном расходящихся хрустальных лучей и позолоченными знаками на циферблате. Он выглядел ужасно. Волосы спутались и сальными прядями падали на лицо. Он не брился несколько дней, судя по виду, а судя по запаху — даже и не мылся. На рубашке под мышками темнели пятна пота, в уголках глаз и губ скопилась спекшаяся желтоватая масса.

Подумав, что с охотой отдал бы половину будущей пенсии за открытое окно, Перро набрался смелости высказать это вслух. В ответ Холлингсворт заорал: пусть, мол, полисмен говорит, какого черта ему надо, и убирается из дома к чертовой матери.

— Тут вот какое дело, сэр, — продолжал Перро, отмахиваясь от особо крупной навозной мухи, — до нас дошло несколько тревожных… э-э… — он хотел сказать «слухов», но подумал, что это будет похоже на распространение сплетен, — несколько тревожных запросов относительно местонахождения вашей супруги. Надеюсь, вы понимаете, что мой визит к вам не вызван какими-то подозрениями, обвинениями в ваш адрес или опасениями по поводу благополучия вашей супруги. Это не более чем рутинная полицейская процедура.

Алан внезапно обхватил голову руками. Он съежился, плечи его судорожно задергались, из глотки вылетели странные, истерические звуки. Хриплые рыдания, а быть может, нервозный смех. Внезапно Холлингсворт откинул голову назад так резко, как будто хотел сломать себе шею, и Перро увидел его лицо. Оно было мокрым от слез, но констебль так и не понял, слезы ли это горя или безумной радости.

— Вам что-нибудь дать, мистер Холлингсворт? Может быть, чашечку чая?

— Нет. — Грязные манжеты его рубашки были не застегнуты и свисали, прикрывая тыльную сторону рук. Алан вытер одним из них лицо, а потом — нос.

— Вам явно нездоровится, сэр.

— Я по уши в дерьме, идиот паршивый!

Как ни парадоксально, это прямое оскорбление не только не возмутило констебля, а напротив того, вернуло ему самообладание. Поведя себя как последний бродяга, завсегдатай ночлежек, владелец всего окружающего великолепия в социальном и психологическом плане уравнял чаши весов, сыграв на руку полицейскому. Констебль расстегнул нагрудный карман, достал рабочий блокнот и ручку.

Холлингсворт потянулся к ближайшей початой бутылке, плеснул, не глядя, в грязный бокал и проглотил. Запах пота и кислый дух набрали силу, из чего Перро заключил, что Холлингсворт не только в отчаянии, но еще и напуган.

— Правильно ли я понял, будто миссис Холлингсворт навещает свою матушку?

Ему не ответили.

Он повторил вопрос, но с тем же результатом.

— Если вы отказываетесь мне помочь здесь и сейчас, вам придется проследовать со мной…

— Я никуда не поеду! — крикнул Холлингсворт. Он вскочил и выставил перед собой стул, будто подозревая, что его потащат силой. — Я не могу оставить дом!

— Успокойтесь, пожалуйста, мистер Холлингсворт. Я же сказал, что это рутинная процедура. Незачем так волноваться. — Но даже Перро, чей недостаток воображения граничил с тупостью, даже он понимал, что не все так просто. Процедура, может, и вполне рутинная, но сама ситуация выглядит далеко не ординарной. Он открыл блокнот, щелкнул шариковой ручкой и ободряюще улыбнулся: — Я прав, предполагая, что ваша жена навещает мать?

— Да.

— Адрес назовите, пожалуйста.

— Зачем это?

— Просто для того, чтобы мы точно представляли, где она находится в данный момент.

— Уверяю вас, в этом нет необходимости.

Констебль замер, держа наготове ручку и являя собой образец терпения.

Убедившись, что дело не сдвинется с места, пока он не даст удовлетворительный ответ, Холлингсворт наклонился к самому лицу Перро, так близко, что тот невольно откинулся назад.

— Послушайте, это останется между нами?

— Разумеется, сэр. Даже если я решу включить это в свой рапорт, — ответил Перро, надеясь, что собеседник не сознает всей неизбежности подобного развития событий, — то информация не пойдет дальше полиции. Конечно, при условии, что новые обстоятельства не вынудят нас дать делу ход.

— У моей жены нет матери. На самом деле ко мне зашел викарий и пристал с расспросами. Ну, вы и сами знаете этих настырных доброхотов.

Констебль Перро, по роду занятий имевший куда более обширный опыт общения с доброхотами, так же как и с недоброжелателями, понимающе кивнул.

— Чтобы поскорее отделаться от него, я сказал первое, что пришло на ум. Правда же в том, — и его голос дрогнул, казалось, что Алан вот-вот разрыдается, — что она меня бросила.

— Сочувствую, мистер Холлингсворт, — ответил констебль.

Он сказал это совершенно искренне. Сам Колин Перро был вполне доволен своей семейной жизнью (покладистая, хорошенькая жена, прелестная дочка-подросток и двое непоседливых сыновей). На краткий миг ему невольно передалось то состояние агонии, в котором пребывал сидящий напротив него человек. Ничего удивительного, что Холлингсворт пьет, ругается последними словами и мечется как сумасшедший. Незаметно для него самого пальцы констебля судорожно вцепились в твердое дерево тяжелого стула.

— И адреса ее у меня нет.

— Давно она отсутствует?

— Точно сказать не могу. — Почувствовав недоверие Перро, он добавил: — Дни и ночи у меня как-то перемешались. Дня три, наверное. Или четыре.

— Постарайтесь все же вспомнить, мистер Холлингсворт.

— Вспомнить?! Я-то как раз хочу все это позабыть.

— Она с вами не связывалась?

— Нет.

— Значит, вы понятия не имеете, где она?

— Конечно не имею, а вы как думали?

— Она оставила какое-то сообщение, записку?