— Один?! — от удивления полковник едва дар речи не потерял.

— Один, ваше высокопревосходительство, — вздохнув, кивнул урядник. — Да тут и удивляться-то особо нечему. Парень с малых лет один по тайге ходит. Вот и наловчился стрелять так, что мои все только рты от удивления разевают. Да я и сам с него вечно диву даюсь. Вроде спиной к мишени стоит, а как команду дашь, так и заметить не успеваешь, как он уже развернулся и с колена по мишеням из револьвера лупит. Про винтовку я уж вообще не вспоминаю, — толстяк небрежно махнул рукой, всем своим видом показывая, что в подобной стрельбе из винтовки нет вообще ничего удивительного.

— Один, — растерянно повторил полковник. — Где он?

— Кто? Мишка-то? — не понял урядник. — Так у себя должен быть. В мастерской. Небось, оружие добытое чистит.

— Где мастерская? — спросил полковник, вставая из-за стола.

— Так в подвале. Извольте, провожу, — засуетился толстяк, выбираясь из кресла.

Они спустились в подвал, и Белецкий, протиснувшись в узенькие двери и выпрямившись, с интересом осмотрелся. Это действительно была оружейная мастерская. С верстаком, небольшими тисками, прессом и кучей самого разного инструмента, разложенного по местам. Урядник оказался прав. Мишка, с довольным видом тщательно вычищал очередную «Арисаку». Увидев посетителей, парень удивлённо хмыкнул и не торопясь поднялся, приветствуя начальство.

— Здравствуйте, Михаил. Мы можем поговорить? — немного успокоившись, спросил полковник.

— Так, может, тогда лучше на улицу выйти? А то тут и одному-то толком не развернуться, — удивлённо предложил парень.

— Ничего. Тут уютнее, — отмахнулся Белецкий, устало опускаясь на штабель ящиков. — Урядник, прикажите нам чаю спроворить, — попросил он, повернувшись к толстяку.

— Сам схожу, — поспешил остановить урядника Мишка. — А вы, Николай Аристархович, вон туда, в уголок присаживайтесь. Вон, табуретку мою возьмите.

Быстро сбегав наверх, парень передал приказ урядника и, спустившись обратно, вопросительно уставился на полковника.

— Скажите, Миша, как так получилось, что вы оказались возле участка, едва только стрельба началась? — спросил полковник, доставая портсигар.

— Прошу прощения, Александр Ефимович, но здесь лучше не курить. Порох, понимаете ли. Опасно, — остановил его Мишка. — А оказался просто. Не спалось мне ночью. Вот и вышел во двор. Одетым. А с оружием я, простите, даже до ветру хожу. Привычка такая.

— Интересные у вас привычки, — качнул полковник головой, вертя в пальцах папиросу.

— Ну, вы же у меня на заимке были, Александр Ефимович, и соседа моего своими глазами видели, — улыбнулся парень. — А зимой кроме него и волк и росомаха появиться может. Отсюда и привычки такие.

— Да, это верно, — чуть подумав, согласился полковник. — А как получилось, что вы умудрились девять человек бандитов положить в одиночку?

— Восемь. Одного полицейский из винтовки снять успел, — поправил его Мишка. — Там всё смешно получилось. Хунхузы те перестрелкой с обитателями дома увлеклись, вот нас и прозевали. А из револьвера на таком расстоянии я не промахиваюсь. Вот и получилось. Тех, кто на виду был, сразу выбил, ну а потом пришлось хитростью брать. Они за забором прятались. Решили, если не видно, то и попасть нельзя. А винтовка на таком расстоянии тот забор вместе с телом насквозь прошибает. Так и взял.

— А почему ты вообще решил, что это не пьяная стрельба, а нападение? — помолчав, уточнил Белецкий.

— Оружие, — пожал парень плечами.

— Что оружие? — не понял полковник.

— Стреляли не из охотничьего оружия, а из нарезного. И это не револьверы были. Точнее, револьверный только один выстрел был. Нашего калибра.

— Постой, постой. Ты что, хочешь сказать, что вот так, на слух, определил, из какого именно оружия стреляют? — не поверил Белецкий.

— А чего там сложного? — откровенно удивился Мишка.

— И показать это можешь? — продолжал допытываться полковник.

— Могу, — равнодушно пожал парень плечами. — Я ж охотник, Александр Ефимович. Звуки в тайге различать для жизни полезно.

— Я всё больше склоняюсь к мнению, что мне нужно весь наличный состав для обучения с вами в тайгу отправить. Кто выживет, тот настоящим солдатом станет. Про офицеров я даже не вспоминаю.

— А с ними-то что не так? — насторожился Мишка.

— Лентяи и фанфароны, — огрызнулся полковник. — Полк сводный. Часть эту решили из нескольких разных собрать, отсюда и все несуразицы. Отсылали из частей по принципу на тебе, боже, что нам негоже, — Белецкий удручённо отмахнулся и, сунув папиросу в зубы, направился к выходу.

— Достанется ему за это дело, — понимающе вздохнул урядник, проводив его задумчивым взглядом.

— А вам? — для разнообразия поинтересовался Мишка.

— У меня-то как раз всё в порядке, — усмехнулся толстяк. — И всё благодаря тебе. В который уже раз. Должен я тебе, Миша.

— Вы это бросьте, дядя Николай. Было время, вы мне помогали. Да и сейчас помогаете, — отмахнулся Мишка. — Где это видано, чтобы мальчишке как оружейному мастеру жалованье платили?

— Так половинное, — виновато вздохнул толстяк.

— В нашей жизни и это хлеб, — не согласился парень. — Меня другое беспокоит. С чего хунхузы именно два этих подворья атаковать решили?

— А сам как думаешь? — хитро прищурился урядник.

— Неужто решили долги вытряхнуть? — сообразил вдруг Мишка, глядя ему в глаза.

— Не им долги были, но те хунхузов наняли, — кивнул толстяк, понизив голос.

— А такое только иностранцы могут, которые сейчас у ханьцев хозяйничают. Немцы, японцы да англичане, — продолжил Мишка его мысль.

— Верно. Говорил я купцам нашим, чтобы жадность свою придержали, да куда там, — снова вздохнул толстяк.

— И что делать будете?

— А что тут сделаешь? Купцы первой гильдии, им со мной и говорить-то зазорно, вот майор и отправился лично с ними разговоры разговаривать.

— Наглецы, — прошипел парень. — Как службу требовать, так они первые, а как уважение проявить, так зазорно.

— Всегда так было, — развёл урядник руками.

— Ну, тогда пусть не воют, что защищать их не особо торопятся, — ехидно усмехнулся парень.

— Опять задумал чего? — насторожился урядник.

— Поживём — увидим, — ушёл от ответа парень, снова принимаясь за винтовки.

* * *

Елизавета Павловна удручённо вздохнула и, кутаясь в старенькую, но ещё крепкую шаль, с тоской огляделась. От славного некогда дворянского рода остались только имя да воспоминания. Муж Елизаветы Павловны, гвардейский офицер, умудрившийся промотать всё состояние, умер, оставив им с дочерью только старенький дом, случайно выигранный в карты, и кучу долгов.