– Он тебя слушается? – спросил Натан у Джессики.

– Да.

– Скажи ему, чтобы он перестал.

– Не скажу.

– Если он будет продолжать бросаться на меня, я сделаю ему очень больно.

Девочка пребывала в нерешительности. Натан решил припугнуть ее:

– Он умрет, и… ты останешься одна.

– Нет, я не хочу, чтобы Томми умер.

– Тогда скажи ему, чтобы он сел.

Томми стоял, пошатываясь, но взгляд у него был угрожающий, и он явно готовился к новой атаке. Не отпуская девочку, Натан нанес ему сбоку удар ногой в грудь. Строго отмеренный удар парализовал подростка, который рухнул, как срубленное дерево. Натан наконец поставил Джессику на пол.

– Ты убил моего брата! – закричала она.

– Пока нет. Но если ты ему не скажешь, чтобы он успокоился, это не исключено.

– Не исключено?

– Это значит, что ему будет очень плохо.

Осознав опасность, которой подвергается Томми, Джессика подошла к нему. Она пыталась поймать его взгляд, который вдруг стал вполне осмысленным. Словно дистанционно управляемый автомат, Томми, постанывая, поднялся и сел на край кровати.

– Вот и прекрасно, – сказал Натан. – Я ваш друг. Я пришел вам помочь.

Он обращался к шестилетней девочке, которая ориентировалась в ситуации лучше, чем шестнадцатилетний подросток.

– Неправда. Ты злой, как другие. И еще в придачу врун.

– Я – друг Клайда.

– Он сказал нам, чтобы мы не доверяли никому, кроме него и Нейвы.

Значит, любовницу Клайда зовут Нейва.

– А где Нейва?

– Не знаю.

– Это она вас спрятала наверху?

– Да.

– Зачем?

– Чтобы ты не причинил нам зла.

– А сама она с вами не спряталась?

– Нет.

– Она вышла?

– Она вернется за нами.

Видимо, Клайд на время своего отсутствия возложил заботу о детях на любовницу. Но для чего укрывать этих детей? Куда она ушла? Натан пытался узнать побольше, но девочка ему не доверяла. Все люди были зачислены в разряд злых, за исключением Нейвы и Клайда. Клайд заразил и их своей паранойей.

– Пятнадцать тысяч сто двадцать четыре! – объявил Томми.

До этой минуты агрессивный аутист не произнес ни слова. Потому-то его внезапное сообщение заинтересовало Натана.

– Чего пятнадцать тысяч сто двадцать четыре?

Он повернулся к девочке, и она объяснила:

– Он насчитал пятнадцать тысяч сто двадцать четыре секунды, с тех пор как мы поднялись на чердак.

Томми, словно ходячие часы, постоянно подсчитывал секунды. Получается, на чердаке их спрятали чуть больше четырех часов назад, то есть примерно за час до его прихода. Но по какой причине? Расспрашивая Джессику, он узнал, что Нейва приказала им подняться на чердак, когда постучали в дверь. Такое указание дал ей Клайд. И им велено было сидеть тихо-тихо, пока Нейва или Клайд не попросят открыть люк. Натану понадобилось двадцать минут, чтобы вытянуть эти сведения из девочки. В отличие от Боумана он не умел выуживать сведения у детей.

– А родители ваши, они какие – добрые или злые?

Томми что-то заурчал. Джессика одним взглядом успокоила его.

– Они командуют злыми.

Можно ли верить словам маленькой девочки, которой Боуман основательно промыл мозги? Нейва должна была скоро возвратиться, и Натан рассчитывал с ее помощью основательно расширить полученную информацию.

– Ну все, я ухожу.

Элмо Сандерс глянул на часы, показывавшие без десяти пять, и без малейших угрызений совести покинул свое рабочее место. Дуайт Мюллер, его старший коллега, поднял взгляд от кипы писем, пришедших со всех концов Соединенных Штатов.

– Уже?

– Довольно для каждого дня своей заботы.[2]Это еще Иисус сказал.

– С чего это ты цитируешь Христа? – удивился Дуайт.

– Как-никак впереди три дня Рождества.

– Ты что, читал Евангелие?

– Нет, но я видел об этом передачу по телеку. Так там получается, что все чудеса, непорочное зачатие и все прочее – чушь собачья.

– Не надо богохульствовать.

– Так это не я придумал. Историки считают достоверными только две вещи: что Иисус существовал и что его казнили. Остальное все придумано, копии копий обрывков истлевших папирусов.

– Но, однако же, ты цитируешь Евангелие.

– Так же, как цитирую Клинта Иствуда, который говорит в одном из своих фильмов: «Мудрый человек знает свои пределы». А мой предел – шестнадцать пятьдесят. И я как добрый христианин, добрый киноман и мудрец говорю «стоп» этому вонючему дню. И со всех ног бегу завершить это воскресенье в кругу семьи.

Элмо и Дуайт работали на сортировке почты в городке Норт-Пол, то есть Северный полюс, штат Аляска. В городе Санта-Клауса. В декабре маленькие американцы присылают тысячи писем, а на ответах им стоит штемпель населенного пункта, расположенного в пятнадцати милях от Фэрбэнкса. Здесь у Санта-Клауса не было ни белой бороды, ни красного колпака, ни саней. Он был чисто выбрит, носил костюм-тройку и летал на самолете. И прозывался он Санта-Корп в напоминание о фабрике игрушек, которой он управлял. В это время года фабрика работала на полную мощность, склады были забиты игрушками, почтовое отделение завалено письмами, Элмо и Дуайт выписывали себе сверхурочные.

Во владениях Санта-Клауса, он же Санта-Корп, один лишь Элмо презрительно относился к нему. Кстати сказать, он это растолковал и своему сыну: Санта-Клауса не существует. Точно так же, как Джека О'Лантерна или Рональда Макдоналда. Это все персонажи, придуманные с одной-единственной целью: заставить родителей раскошелиться и набить карманы торговцев.

У его коллеги, который был старше его на тридцать лет, производительность была ниже, но выносливости побольше. Вопрос профессионального стажа и крепости позвоночника. А у Дуайта с годами позвоночник приобрел особенную гибкость.

– Запиши их на мой счет, – бросил Элмо.

– Что записать?

– Ну ты же заметишь мне, что осталось еще десять минут тут коптить.

– Правильно.

– Мне их вполне хватит.

– На что?

– Чтобы от твоего имени поцеловать жену и сына.

– Правильно, поцелуй их от меня.

– И я буду осторожен.

– Да уж, Элмо, будь осторожен на дороге.