– Вы это не искренне, а так не считается. Я уже понял, что помощник из вас никакой. Раз уж вы здесь, не мешайте, и все. У меня дело, а вы идите-ка ручку крутить, сделаете в жизни хоть что-то полезное.

– Делаю, что хочу, – сказал я просто ради удовольствия снова чувствовать себя живым и с кем-то спорить.

– Тогда захотите-ка пойти куда подальше.

Какой продуктивный разговор! Я оскорбленно вернулся на свое место. Никакую ручку я, конечно, крутить не собирался. Киран встал за одну из свободных машин в дальнем ряду, но делать тоже ничего не стал. Так мы и буравили друг друга злобными взглядами, пока от двери не раздался голос:

– Так-так, новенький. Хорошо, что я сразу в твою сторону посмотрел: вид у тебя уж больно подозрительный. Проучить тебя придется, нам тут ленивых не надо.

Охранник вразвалку подошел ко мне. Начать крутить ручку у него на глазах было бы слишком подозрительно, поэтому я замер. А он вдруг раскрутил меня на месте, как во время игры в прятки, и я с удивлением понял, что не могу остановиться: движение было монотонно-приятным, точно как ходьба или работа за станком. В конце концов я запутался в собственных ногах и брякнулся на пол. Меня подняли за шкирку, как котенка, и поставили на место.

– Тут Сэм главный, ясно? Если вы ручку плохо крутите, я кручу вас всех как хочу. Вы и так людям противны, так хоть работайте, как положено.

Слышать это было неприятно. Сэм раскрутил ручку станка, шлепнул на нее мою ладонь, дернув за манжет, и я послушно продолжил. Я вдруг понял, отчего он трогает руки работников только через ткань: ему неприятно касаться нашей холодной голой кожи, и я, пожалуй, мог его понять.

Я дождался его ухода и попытался остановиться, но монотонность движения затягивала, и ничего не получалось. Когда я наконец смог распахнуть глаза, то понял, что Киран стоит рядом и дергает меня за плечо. Судя по трепещущему воздуху, в зале теперь было жарко, но осязание изменило мне еще при первом оживлении, да так и не вернулось.

– Эй, вы. Хватит! Жутко смотреть.

То работай, то не работай. Какие противоречивые инструкции! И какое огромное облегчение, что он помог мне остановиться!

– Это прямо из себя выводит, мороз по коже. – Киран презрительно спихнул мою руку с ручки машины. – Мне нужно кое-что выяснить, но придется ночи дождаться.

Он пошел куда-то в угол. Мне было так любопытно, что я не выдержал и пошел за ним, но он просто сел на пол и открыл – удивительное дело – тоненькую книгу, вытащив ее из-за пазухи. То, как он в нее таращился, было почти смешно. Будто собака изображает, что умеет читать.

– Итак, ты притворяешься мертвецом, – подытожил я. – И что, охранник не догадался? Выглядишь не очень-то мертвым.

Киран поднял глаза.

– Я бледный, а он и не присматривается особо. Учитель часто говорил: люди невнимательно смотрят. Они просто страшно тупые.

– О, а ты-то у нас умник.

– Еще какой. Вон, даже читать учусь.

– И что читаешь? – Я заглянул на обложку. – Эдгар По, «Метценгерштейн». Удивлюсь, если ты смог прочесть хотя бы название. И я не знаю такого писателя.

– Пф, а еще образованный! Это новая книжка, американская. На вашем языке читать учусь. Не успел ее закончить до… до вот этого всего.

– А на своем ирландском уже умеешь? – насмешливо спросил я.

Киран зыркнул на меня, и я решил не добивать этого неграмотного.

– И кто тебя учит? – примирительно спросил я.

– А не ваше дело.

И он погрузился в книгу. Похоже, действительно читал, хоть и с горем пополам. Вот только продвинулся недалеко, – сражался примерно с тридцатой страницей. Я сел рядом. А вдруг Киран в курсе, кто здесь может что-то знать? Но как вытянуть из него сведения?

У Кирана начали слипаться глаза, потом он задремал, и я изучил его книжку. Довольно новая, однако страницы замусолены, будто ее все время трогали грязными руками. На обложке – картинка с конем, вставшим на дыбы, на титульном листе – подпись печатными разборчивыми буквами, как будто писали для ребенка: «На добрую память дорогому Кирану».

Написано хорошими чернилами, буквы красивые – видно, что писал человек образованный. Подписи, увы, не было.

Заняться все равно было нечем, и я решил развлечь себя чтением – впервые с тех пор, как вечеринка у графа Ньютауна закончилась плачевным для меня происшествием. История оказалась интересная: страшный рассказ про молодого аристократа Фридриха, который себе на беду забрал коня из конюшни своего врага. Как вы понимаете, конь ему ничего хорошего не принес. Я решил, что неизвестный мне американец по имени Эдгар По далеко пойдет.

Отдельно мне понравился эпиграф. Даритель аккуратно подчеркнул его волнистой линией – я узнал те же чернила, которыми было написано посвящение: «При жизни был для тебя чумой – умирая, буду твоей смертью». Мартин Лютер.

От чтения меня оторвал какой-то звук. Я прислушался. До этого шум машин был убаюкивающим и ровным, а тут в него вклинился тихий лязг. Вместо того чтобы отмахнуться – просто воображение разыгралось из-за книги, вот не зря в пансионе страшные истории были под запретом, – я обвел взглядом зал, пытаясь определить источник звука. И замер.

Я будто сам оказался в том жутком рассказе. Ну зачем я его читал, почему мне не попался сборник рецептов или поэма о любви! Потом сквозь сжавшие меня щупальца страха пробилась мысль: «Чему удивляться? Моя жизнь давно как роман ужасов». Сюда бы этого Эдгара По, мы бы нашли, о чем поговорить.

Не отводя взгляда от того, что происходило за пару рядов от нас, я пихнул Кирана в бок. Увидев свою книгу в моих руках, он сердито выхватил ее, потом глянул туда же, куда я, и лицо у него вытянулось.

Рука девчонки лет тринадцати как-то съехала с ручки станка и попала в его крутящуюся часть. Я не видел, как это произошло, только то, что было после: рука застряла между деталями, а механизм по инерции все еще крутился. Бредущие по улицам мертвецы? Ерунда. Вообразите первостатейный кошмар: в механизм попадает рука живого на вид человека, а он не делает ничего, чтобы освободиться. Стоит точно как прежде, глядя перед собой. Обычный организм всегда себя защищает: человек кричит, зовет на помощь, делает все, чтобы спастись. Наше тело подает множество сигналов бедствия, и, как бы ни были они страшны и печальны, куда хуже полное отсутствие реакции.

А еще живые не станут заниматься своими делами, когда с кем-то поблизости случилась катастрофа. Кажется, бросаться на помощь соплеменнику свойственно даже не самым лучшим из нас. В первую ночь после своего оживления, услышав крики Молли в переулке, я не смог пройти мимо, хотя вряд ли занял бы первое место в списке милосердных и заботливых жителей земли. А восставшие к девчонке даже не повернулись.