– Даже лучше. У него новая жизнь, и, поверьте, это самый радостный дух, какого только можно представить. Он просил передать, что очень любит вас и скучает.

Ничего он не передавал, но, уверен, Киран простил бы мне эту невинную ложь. Мамаша нежно улыбнулась и впервые глянула на меня как на человека, а не докучливое насекомое, которое два блистательных представителя человечества – ее дочь и прекрасный доктор – притащили из Лондона.

– Выделите мне комнату, – важно сказал я и откашлялся, чтобы скрыть смущение. – Уверен, у вас есть свободные.

– Да зачем она вам? – Мамаша вытерла нос и снова нацепила на лицо знакомое мне высокомерное выражение. – Спать-то вы не можете.

– Мне нужно место для размышлений и отдыха посреди вашей сельской идиллии, и желательно, чтобы оно было чуть больше и удобнее, чем стул. Сеновал не подходит, я все-таки – простите, что напомню, – граф.

Мамаша тяжело вздохнула и повела меня в ту часть дома, где мне еще не доводилось бывать.

– Вот. – Она распахнула дверь просторной комнаты с узким окошком. – Тут у нас зимнее помещение, мы все сюда переезжаем, когда холодно. Живите пока. Тут жарковато летом, но вам-то без разницы.

Мамаша коротко усмехнулась, давая понять, что посмеиваться друг над другом мы будем вечно.

– В этом доме я и не ожидал ничего лучшего, – церемонно ответил я и тоже усмехнулся, показывая, что принимаю правила игры.

Оглядев свои владения, я немедленно отправился побеседовать с нужными людьми, вывески которых видел, пока гулял по городу. Не очень-то хотелось снова пользоваться деньгами Каллахана, но других у меня не было: угораздило же отдать все Бену, когда я еще думал, что он будет прилично себя вести!

Пришлось изрядно потратиться, зато все сладилось очень быстро. Рабочие с нужными материалами сразу покатили за мной в своей тележке, за ними отправилась тяжелая подвода с мебелью. Мамаши дома не было – она собиралась что-то там полоть в полях. Молли копала грядки во дворе, так что никто нам не помешал.

К вечеру все было готово. Довольные вознаграждением рабочие уехали и попросили немедленно обращаться к ним, если понадобится отделка прочих частей дома. Я заверил их, что это очень вероятно.

– Прошу! – сказал я Молли, которая, сидя на пороге, чистила какие-то корнеплоды.

Я торжественно провел ее в их зимнюю комнату и, не отводя глаз, наблюдал за ее потрясенным лицом. Скучные стены закрыли синие шелковые обои, радующие глаз узором из экзотических птиц. На полу – пушистый светлый ковер, у окна – кровать под белоснежным пологом, на каминной полке – новенькие подсвечники и всякие милые безделушки, которые я приобрел в антикварной лавочке на главной улице. И даже не побоялся туда зайти, несмотря на свой бледный вид! Вот что значит быть одетым как джентльмен. В углу теперь стояла восточная тахта, чтобы Бену было где спать, когда он однажды соизволит явиться. На окнах – бархатные шторы, у камина – изящные щипцы, посреди комнаты – кресло и столик на изогнутых ножках, чтобы я мог работать над книгой, если все же решу ею заняться. Я вздохнул от удовольствия. Даже если не можешь физически насладиться комфортом, сердце ему радуется. Жизнь – это не только функциональность. Вот чего мне больше всего не хватало с тех пор, как я попал на этот остров: красоты интерьеров.

Домой как раз вернулась мамаша – я услышал ее тяжелые шаги во дворе, потом заскрипели половицы, и она зашла в комнату, отодвинув Молли. Та по-прежнему в ступоре таращилась на новое убранство комнаты.

Я ждал комплимента, но мамаша первым делом свирепо спросила:

– А где наши вещи?

– Если вы о мешках с морковью, старых одеялах и соломенном тюфяке, то их отнесли в комнату, где я так долго сидел на стуле, – благодушно ответил я. – А что вы так смотрите? Радуйтесь. Когда я вас покину, эта комната останется вам, и зимой вы сможете проводить время с комфортом.

– Что это за картинки на стенах?! Они же загорятся!

– Они не загорятся! – возмутился я. – Вы что, обоев не видели? Я сам выбирал орнамент! Он называется «редкие птицы» – думаю, всем в нашем доме это определение отлично подходит.

– В нашем доме?! – взревела мамаша. – В моем доме! Я вам покажу, как у меня распоряжаться!

Она сорвала со стола прелестную скатерть с кружевом по краю и замахнулась на меня. Я ахнул. Что за нравы!

Мамаша собиралась уже хлестнуть меня скатертью, как какого-то трубочиста, но я ловко проскользнул под ее рукой и со всех ног помчался на улицу. Двигался я почти как живой и так был от этого счастлив, что улыбался, несмотря на угрозы разъяренной ирландской женщины.

– Наглый мелкий паршивец, ты покойник!

– С этим вы опоздали!

Я вылетел во двор, но зря надеялся, что мамаша слишком неповоротлива для догонялок: двигалась она проворно, как разозленный медведь.

– Мама, – взмолилась Молли из дома, – очень же красиво, хватит его бить!

– Сверну его цыплячью шейку! – вопила мамаша, продолжая преследование.

– У меня для вас плохая новость: она срастется, – орал я, мчась по двору.

Куры разбегались от меня во все стороны.

– Синие стены! – Мамаша воинственно размахивала безнадежно измятой скатертью. – Над нами соседи смеяться будут!

– Синий цвет в моде, я читал об этом в журнале! Ай! – Она успела попасть по мне скатертью, но я забежал за курятник и продолжил уже оттуда: – А с соседей можете брать деньги за осмотр комнаты. Уверен, такой красоты они в жизни не видели!

Тут меня снова настигли, и я, покинув укрытие, побежал вокруг дома, как мальчишка. Кажется, мамаша наконец устала – ворчала что-то, не добравшись и до заднего двора. А я бежал. На пути мне попадались корни и колючки, рытвины и куры, грядки, на которых я, кажется, что-то вытоптал. Светило солнце, деревья шумели от ветра, воздух казался прозрачным и золотым, каким он бывает только весной.

День был поистине замечательный.