– Этого еще не хватало, сэр Фрэнсис. Ваша голова – сокровище Англии, надеюсь, это понимают даже ослы в парламенте.

– Ну, до конца уверенным быть нельзя – из-за той же фортуны, но тоже надеюсь, что в моем случае дело ограничится тюрьмой или заключением в замке. Знаешь, мой Джордж, я мечтаю иногда отойти от государственных дел, чтобы все оставили меня в покое! Чтобы мне дали чистую комнату, приносили еду два раза в день и сразу удалялись. Еще мне нужно где-то гулять, обдумывая новые страницы своего труда, а в остальном я готов к заключению и даже желал бы его…

– Не нравится мне, когда вы так говорите, – посерьезнел Бэкингем.

– Тоже не имеет значения, что тебе нравится или что хотел бы я, а тем более наш парламент. Важно одно: чтобы мы с тобой заложили такой фундамент здания, вернее, укрепили этот фундамент, заложенный нашей матерью и повелительницей Елизаветой, чтобы здание нашего государства стояло века и становилось все сильнее… Древо Великой Британии! Оно уже растет и прирастает территориями… хотя территории – не только сила, но и большая забота и опасность. На нас обоих… или на нас троих – вместе с королем, возложена высокая ответственность за то, чтобы древо Британии стало наисильнейшим на ближайшие пять сотен лет.

– Почему на такой срок?

– Есть определенные законы, периоды развития. Все на свете рождается, растет, видоизменяется, разрушаясь, а затем возрождается в новом виде, в ином месте. Этруски, например, зная об этих периодах, точно понимали – когда строить, когда разрушать. И когда – исчезать. Мой дорогой Джордж, сейчас я расскажу тебе совершенно новую историю. Готов слушать?

– Если не позовет его величество.

– Давай сдвинем кресла ближе. Скажу сейчас немного, самое важное. Повторюсь: государства, как все в земной природе, рождаются и умирают, оставляя некий слой, так называемый слой культуры – для взращивания других государств-колыбелей. Значимые государства не есть достижение одной нации. Их наследие – культуру, разумное законотворчество, искусство – человечество использует в разных точках земли. Именно поэтому нации, народности, что мы с тобой часто обсуждали, – временная условность, задуманная скорее всего для того, чтобы разделить нас наподобие соревнующихся отрядов. Мы – словно разные линии одного узора. Но самые ценные плоды этих условных состязаний могут быть впоследствии доступны большей части людей планеты. Очень яркий пример в этом смысле – Шекспир. Сформулировано и записано все это было в Британии, у нас, пусть даже разными людьми, но все издано и подано под именем «Шекспир»…

– Вам известно, кто это все написал?

– Разумеется, мой Джордж. Не отвлекайся, это не важно, уверяю тебя! Вопрос авторства – мелкий человеческий вопрос, больше ничего. Так вот: пьесы Шекспира в ближайшие пять сотен лет будут переведены на многие языки, их будут ставить в столицах, во всех провинциях, в какой-то момент людям покажется, что весь театр – это только Шекспир. Люди театра и зрители сами не будут понимать, почему это так. Хотя и античные пьесы будут продолжать инсценировать, но не столь часто…

– Но почему именно Шекспир станет таким важным для людей будущего, а не Бен Джонсон или проповеди Джона Донна? Они хороши, между прочим! – усомнился Бэкингем.

– Потому что в этих пьесах заложены в прямом, а также зашифрованном виде нравственные правила и модели поведения, разумные и развивающие как раз для этого периода жизни людей.

– А потом, спустя пятьсот лет, что – Шекспира больше не будут ставить в театрах?

– Не думай об этом! Потом манера выражения эмоций, речь, а значит, правила жизни и общения сильно изменятся. Мы не будем заглядывать так далеко, наша главная задача – выстроить сильную Британию на тот срок, что я тебе назвал. Как я уже говорил, от предыдущих «гнезд цивилизации» для построения последующих великих зданий остаются, как надежные камни для фундамента, различные ценности; назовем их проверенным строительным материалом. В основном они передаются в трех видах: в произведениях искусства – литература, театр, музыка, архитектура, рисунки и картины. Второе – законы общества, то есть методы установления порядка в государствах; римское право, например, будет служить людям еще долго. Наконец – третье. Есть знаки, символы и связанные с ними особые предметы; этот инструментарий доступен только посвященным, поскольку представляет собой мощное орудие воздействия. Об одном таком предмете я тебе и расскажу кое-что, чтобы ты мог мне помогать. Именно сейчас мы с тобой должны предпринять все возможное, чтобы найти его. Ради будущей Британии мы должны выиграть состязание с другими государствами! А для этого следует завладеть важнейшим артефактом. А затем с его помощью заложить крепкий фундамент нашей империи.

Больше недели Тоби Мэтью водил ван Дейка по Лондону. Они побывали в гостях у родителей Тоби, затем их пригласили на бал в королевский дворец, где веселилась разряженная толпа, подавали изысканные яства и показывали балеты-маски. Старый король Яков удостоил ван Дейка ласковой беседы и даже сказал, что помнит: фламандскому живописцу («такому красивому юноше с изящными манерами!») пожаловано звание придворного живописца с жалованьем 100 фунтов в год.

Потом четыре дня ничего не происходило – ровным счетом ничего, кроме отвратительной погоды; только принесли записку за подписью лорда Бэкона, в коей канцлер повелевал ему, Тоби Мэтью, учить Антониса ван Дейка итальянскому языку. Тоби стал беспокоиться, что о них забыли: ведь пока так и не прояснилось, где именно и каким образом художник из Антверпена может служить королю Англии.

Наконец, разряженный слуга – его костюм был украшен доброй дюжиной бантов, а сам он забавно подпрыгивал – принес Тоби другую записку, от маркиза Бэкингема. Тот приглашал их к полудню на следующий день к себе. Тоби не спал ночью, волновался: что он будет говорить, что ему следует надеть и как себя вести в обществе Бэкингема?!

Тоби слышал о нраве любимца короля много разного, неприятного в том числе, и был удивлен приветливыми манерами всесильного маркиза; тот оказался веселым и любезным человеком. Бэкингем попросил ван Дейка немедленно приступить к работе над большим семейным портретом, где маркиз должен был быть изображен со своей супругой, леди Кэтрин Мэннерс, и с любимой охотничьей собакой. Маркиз хотел, чтобы художник написал их с женой в полный рост в античных костюмах Адониса и Афродиты, то есть без одежды, в жизнерадостном итальянском стиле. Он объяснил, что это должен быть портрет, прославляющий их союз и свадьбу, которая состоялась полгода назад в мае. Сейчас леди Кэтрин беременна, живот заметен… Но Антонис со свойственной ему легкостью согласился и сказал, что беременность и живот ему нисколько не помешают изобразить леди Кэтрин в образе богини любви. Антонис в тот же день сделал наброски лица Бэкингема углем на бумаге. Тоби переводил их беседу, а потом опозорился – уснул на стуле. Когда его разбудили – слуга издевательски кукарекнул ему в ухо, все хохотали, – Бэкингем пригласил их обедать.

Тоби никогда не присутствовал на таком необычном пиршестве; огромный стол был украшен исключительно белыми цветами, да так обильно, что свободного места на столе не оставалось. Благоухание, правда, как показалось Тоби, было одуряющим, у него заболела голова. Но зато он наелся до отвала всякого разного вкусного и диковинного; и смеялся тоже много, потому что во время обеда в зале разыгрывались смешные сцены; а еще к каждой перемене блюд игралась своя музыкальная пьеса. Потом сам Бэкингем выступил в балете, держался серьезно и двигался изящно, гости не могли оторвать от него глаз, искренне восхищаясь маркизом…