Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О, тому много причин. Вам скучно здесь, в Рино, а я — неплохое развлечение хотя бы потому, что не похожу на ваше окружение. Вы умны, я предоставляю пищу вашему разуму и фантазии. Я не пытаюсь угодить, повторяя то, что вы желаете слышать. На моем фоне легко ощутить себя средоточием добродетели и упиваться осознанием своей моральной чистоты. Но главное — я веду себя так, как вы втайне хотели бы, но никогда не осмелитесь.
— Что?! — она даже вскочила в негодовании. — Вы лжете или бредите!
— Успокойтесь, Франческа. Сядьте. Зачем столько эмоций? Вы же умная девушка — судите сами. Я говорю и делаю только то, что хочу. Не завишу ни от воли отца, ни от глупых правил. И при этом небеса не рухнули на землю, я принят и признан в обществе, мне прощают то, что вряд ли простили бы вам. Я свободен и сам выбираю, как жить. Не этого ли вы добивались, когда пытались бежать с Лоренцо?
Девушка открыла рот, но так ничего и не сказала. На лице ее отражалось глубокое возмущение.
— Да, при этом я эгоистичен и равнодушен к чувствам других людей. Но разве можно сказать, что вы, задумывая тайную свадьбу, заботились о ком-то, кроме себя? Или будете рассказывать сказки про неземную любовь?
— Вы неправы. Я любила Лоренцо.
— Один мой знакомый цинично утверждал, что любовь придумали поэты, чтобы не платить деньги.
— Фу, это отвратительно. Ваш знакомый испорчен еще больше вас.
— Да, это так.
— Разве вы никогда не любили?
— Один раз. И то не уверен, что не путаю это чувство с чем-то иным.
Мне неплохо знакома влюбленность. Очарование, когда выдуманные достоинства женщины затмевают весь свет, смешиваясь с желанием обладать таким сокровищем. Приходит легко и уходит незаметно, оставляя чувство утраты чего-то ценного.
Я далек от того, чтобы путать это с любовью.
— Видимо, она вас отвергла.
— Глупости.
— Почему глупости? Все сходится. Вас отвергли, и вы ожесточились.
— Прекратите этот дешевый фарс. Так бывает только в романах. Ни один нормальный мужчина не станет мерзавцем просто из-за отказа женщины, если уже не был им изначально.
— Тогда почему вы не женились на той, которую любили? А может… она умерла?
— Нет. Она жива и, надеюсь, здорова. Сеньорита, вы же видите — я не хочу это обсуждать. Почему пристаете с расспросами?
Она потупилась:
— А почему вы злитесь, когда я об этом говорю?
Злюсь? Забавно, мне казалось, что я умело скрываю свои чувства. Что же, это по-своему неплохо, что Франческа так проницательна. Мне не хотелось ей врать.
— В следующий раз расскажу сентиментальную, насквозь лживую историю. Надеюсь, она удовлетворит ваше любопытство.
Она надулась и отвернулась, мазнув мне по щеке пушистой прядью. Я любовался тем, как солнце играет золотыми искрами в ее распущенных волосах. Хотелось поцеловать эти сладкие губы, но что-то в поведении девушки говорило — рано. Поспешив, я рисковал все испортить.
— Спросите меня о чем-нибудь другом, — предложил я.
Она тут же повернулась, словно только и ждала этого предложения.
— А сколько вам лет, лорд Элвин?
— На моей родине считают по зимам.
— Так сколько вам зим?
— Точно не помню. Сбился со счета.
Она снова надулась:
— Глупая шутка.
— Вы правы. Тридцать две.
— И вы никогда не были женаты?
— Нет. Боги миловали.
На самом деле я был женат трижды, но так и не понял, что люди в этом находят. Выйдя замуж, прелестные женщины поразительно быстро превращаются в сварливых мегер, считающих себя вправе устраивать сцены ревности и вопрошать, где ты пропадал последнюю неделю.
— Почему вы так говорите? Неужели вам не хочется наследника? Мне казалось, об этом мечтают все мужчины.
— Чтобы наплодить детей, не нужно жениться. Да и потом, для продолжения рода у нас есть Мартин. Будущему маркграфу Эйстерскому сейчас около пятнадцати — вылитый братец в молодости.
«Наследник» — еще одна иллюзия, на поддержание которой Мартин тратит немало сил. Отдаю должное его целеустремленности.
— А у вас есть дети?
— Что за вопросы, сеньорита? Разве вдова Скварчалупи не объяснила вам, что невинной девушке не подобает интересоваться чужими бастардами?
Она одарила меня неожиданно дерзкой улыбкой:
— А я не невинная, сеньор Эйстер.
— Верно. Все время забываю, — согласился я, наклоняясь ближе и заглядывая в ее лукавые серые глаза.
В последний момент Франческа уклонилась от объятий, да так ловко, словно долго тренировалась в этом искусстве, и, смеясь, вскочила. Я не стал преследовать девушку. Просто смотрел снизу вверх на нее — мягкую, соблазнительно-женственную, но недоступную. Солнце скользило по золотистому шелку платья, каштановые кудри разметались по плечам. Представил ее обнаженной на этом платье среди разнотравья, облитую солнечными лучами, и забыл все, что хотел сказать.
— Вы не ответили на вопрос, сеньор.
— Не задавайте вопросов, ответа на которые не хотите знать.
— Но я хочу!
— У меня нет детей, — я поднялся, следуя ее примеру. — Я бесплоден.
На лице Франчески отразилось сострадание:
— О. Простите… — После паузы: — А вы уверены?
— Абсолютно. Не надо соболезнований, сеньорита. В этом нет большой трагедии.
Таковы все Стражи, и, пожалуй, здесь есть смысл, раз мы не стареем. В противном случае нашим потомством уже можно было бы заселить пару герцогств. Насколько я знаю, никто из нас не переживает по этому поводу. Должно быть, желание продолжить себя в детях тесно связано с ощущением своей смертности.
В небесах раздалось пронзительное «Ви-и-и-и-ирр-ри-и-и-и», потом хлопанье крыльев, а затем прямо с небес на плечо девушке упала черная птица. От неожиданности Франческа вскрикнула, да и я тоже вздрогнул.
— Тьфу ты. Это ваш питомец, сеньорита?
— Нет, — она пораженно протянула руку. Пичуга наклонила голову, не выказывая ни возражения, ни страха. Кажется, ей даже по нраву были осторожные прикосновения девушки.
— Должно быть, чей-то домашний любимец. Стрижа можно приручить, если взять птенцом из гнезда.
Франческа пересадила пичугу на руку. Стриж лежал в ее ладошке, не шевелясь, внимательно рассматривал сеньориту блестящими горошинами глаз. Девушка нежно пощекотала птицу под горлышком и засмеялась:
— Смотрите, я ему нравлюсь.
Я был согласен с пернатым наглецом. Она не могла не нравиться.