— Я помню, тебя зовут Дамира! — сказал ей в спину Шеньшун. — Твоя воля и храбрость достойны нуара. Я согласен отвечать на твои вопросы, если ты поклянешься помочь мне исполнить мой долг.

— Достал ты со своими клятвами! — обернулась к нему женщина.

— Твоя клятва — мое условие, — ответил нуар. — Я расскажу тебе о тайнах моего мира, если ты расскажешь мне о тайнах своего. Ты узнаешь, кто я, почему я первым встал из саркофага, почему ты понимаешь мою речь и чего я хочу добиться.

Археологиня замедлила шаг. Повернулась.

Как ни крути, но она была историком. Люди, не страдающие жестоким любопытством в отношении минувших веков, обычно выбирают себе другие специальности. И несмотря на все безумие минувших часов этот огонек любознательности продолжал теплиться у нее внутри.

— Ты действительно пришел из прошлого? Из далекого прошлого? Почему же тогда ты жив?

— Была война богов. Иные из них жаждали битв, иные сражаться не хотели. Мой бог предпочел спрятаться от ужасов, дабы восстать, когда опасность минует. Когда усыпальница открылась, я первым получил силу и пробуждение, дабы выйти в мир и узнать, насколько он безопасен для бога. Я должен узнать, кто победил в войне и кто выжил в ней. Я должен узнать, не захотят ли выжившие убить моего бога. Я должен узнать, насколько отравлена земля после великих битв и можно ли на ней жить. Я должен узнать, безопасно ли ему выходить из сна сейчас — или лучше подождать еще. Я должен пробудить бога, если мир достоин его пробуждения, — или запечатать усыпальницу вновь, если его жизни и власти еще угрожает опасность.

— Это шутка?

— Ты все еще не веришь своим глазам, смертная? Я устал уговаривать тебя принять свою судьбу. Решай быстрее. Ты поможешь мне — или мне нужно искать другого раба?

— Ты хочешь сказать, что был погружен в анабиоз? — перевела его речь на более понятные термины Дамира. — И это сделала совсем другая, прежняя цивилизация? Сколько же тебе лет? Когда это случилось?

— Глупый вопрос, смертная. Я же спал. Как мне определить число минувших лет?

— Но откуда ты знаешь русский язык?

— Я его не знаю. Но все смертные понимают язык повелителей, они рождаются с этим знанием. Вы не можете говорить на этом языке. Смертный не способен ослушаться приказа, данного на языке богов, и поэтому право на него принадлежит только богам и высшим слугам. Но мы умеем понимать вас и на ваших наречиях, ибо все они подобны языку изначальному. Прислушайся к моим словам. Ты понимаешь их, как свои родные, но они мало созвучны с привычными твоему слуху.

— Как это «не способен ослушаться»?

— Вот так, — указал в сторону пустой патрульной машины нуар. — А теперь ответь мне, Дамира, способна ли ты помочь мне в исполнении моей миссии, или эта ноша непосильна для твоего разума?

— Как раз для моего разума эта задача посильна, — даже немного обиделась женщина. — Я археолог, закончила аспирантуру и знаю исторических фактов поболее, чем свалено в интернете или записано в сказаниях. Если я не смогу найти нужной тебе информации, значит, ее нет вообще.

— И ты клянешься мне помочь?

— Ты мне, я тебе. Так будет по-честному.

— Да, — согласно кивнул нуар. — Так ты клянешься помочь мне исполнить миссию?

— О, господи, во что я ввязалась, — на миг зажмурила глаза Дамира, все еще в каком-то далеком уголке души надеясь проснуться. Ведь это была самая жуткая авантюра, в которую только она могла ввязаться.

Но другим краешком души младший научный сотрудник Иманова понимала, что, если это не розыгрыш, не чья-то затянувшаяся шутка, то второго такого шанса на славу и карьеру она уже не получит. Шутка ли — расспросить о прошлом человека, реально жившего невесть когда и проспавшего десятки веков в анабиозе! Да просто — найти его и предъявить научному сообществу! Тут действительно было ради чего рискнуть.

Она раскрыла глаза и кивнула, невольно сглотнув:

— Да, я согласна. Клянусь.

* * *

В это самое время, наконец-то преодолев длинную полосу препятствий, на карте называемую «лесовозной дорогой», на стоянку археологической экспедиции въехал мотоцикл «Урал» с затянутой брезентом коляской. Пригладив коротко стриженную голову, молодой сержант прошел меж тихих пустых палаток, провел ладонью над погасшим очагом, отвернул к пещере, перед которой лежала овальная гранитная плита, заглянул внутрь и тяжко вздохнул:

— Вот, блин! Лучше бы он был ложным!

Вытянув шею, он пригляделся к телам, отмахнулся, вернулся к мотоциклу и снял трубку рации:

— Сергеешна, это Стасов, как слышишь?

— Слышу! Доехал?

— Да, я на месте. Сигнал подтвердился. Вызывай из области бригаду. Я пока вокруг осмотрюсь. Ну, и зверье отгоню, коли на запах крови забредет.

Чудесной особенностью Ростова-на-Дону оказался обширный речной порт, начинавшийся всего в трех кварталах от подворотни, в которую нырнул Вывей, уходя с места схватки. А поскольку, заметая следы, первые два квартала он проскочил всего за минуту, то поиски надежного убежища на ближайшие недели заняли у волка всего несколько часов. За глухим высоким забором, за которым постоянно грохотали железнодорожные вагоны, гудели краны и транспортеры, где пахло углем, мазутом и горелой пылью, не нужно было опасаться случайных прохожих, собак, гуляющих с хозяевами, и санэпидстанции. Псины здесь попадались только бездомные — а они матерого волка ничуть не беспокоили.

Вывей отдыхал. Он отъедался парным мясом, он утолял азарт охотника, он отсыпался среди густого бурьяна, спал на солнце, выл на луну, с наслаждением пил воду из грязных луж и валялся в самых пыльных развалинах, на время избавившись от диктата паркета, соседей, хлорированной воды и пересохшего собачьего корма из вонючих пластиковых мешков. Речной порт Ростова оказался самым прекрасным местом, которое только видел Вывей с тех пор, как покинул родительское логово. Тут было немножко шумно и вонюче — но здесь его никто не замечал, ровно в самом густом и диком лесу.

Увы, счастье не бывает вечным. В один из дней он услышал зов. Зов столь сильный и необоримый, что без раздумий поднялся, бегом промчался через бурьян к забору, с разбега нырнул в пробоину под кирпичной кладкой, выскочил по ту сторону на тротуар и с восторгом притерся к ноге высокой, тощей и плоской девицы с большущим губастым ртом, длинными красными кудрями и коричневыми от загара руками. Одета незнакомка была в белую блузу и длинную цветастую юбку из легкого полупрозрачного сатина и пахла… Она пахла раем!!!

— Фу-у-у, какой ты грязный! — брезгливо поморщилась незнакомка, и Вывей едва не застонал, млея от звуков ее голоса. — Больше так не делай, не то душу высосу. Пожалуй, сперва тебя нужно помыть, а уже потом все остальное. Пошли, поищем выход к реке.

— Наехало тут нищеты бездомной, — пройдя совсем рядом, буркнула какая-то горожанка, глядя в другую сторону.