Создавая рисунки для собственного удовольствия или в назидание потомству, человек выбрал бы, несомненно, другие места — доступные, заметные, хорошо освещенные. Поклонник красоты или тот, кто мечтает увековечить некое событие, не будет рисовать поверх старых композиций, так что порой нелегко разобрать, к какой фигуре относится та или иная деталь. В Кобыстане склоны трех гор — Беюк-даш, Кичик-даш и Джингир-даг усеяны обломками известняка, оторвавшимися от края плато и скатившимися вниз. На этих глыбах сколько угодно плоскостей для гравировок, но люди каменного и бронзового века вырезали их очень на немногих камнях, повреждая более ранние силуэты и контуры.

Нередко встречающаяся интерпретация петроглифов первобытной эпохи как графической летописи опровергается и давно установленной закономерностью в развитии культуры. Эволюция литературы и искусства идет не от документальных изображений отдельных людей и событий к обобщениям, а от обобщенной трактовки явлений к изобразительности реализма. Архаичные формы фольклора — эпос, сказка восходят к действительности, по-своему отражают ее, по стремление изобразить человека или происшествие мы находим только в позднем городском фольклоре{55}. Палеолитические росписи на территории СССР монохромны. Палитра художников последних столетий непрерывно обогащается. Портрет возник в классовом обществе Древнего Востока, а портрет, рисованный с натуры, еще позже — в период Ренессанса. Пейзаж в нынешнем понимании зародился в Голландии XVII в., а живопись, создающаяся на пленэре — на лоне природы, стала господствующей на исходе XIX. Нет портрета и пейзажа и в сказке, и в эпосе. Реализм в искусстве и литературе утверждается лишь в новое время. Вот почему невозможно видеть в петроглифах сценки из жизни первобытных людей, сделанные на память детям и правнукам.

Не забудем и об этнографии. Сто лет назад бушмены и австралийцы украшали живописью стены гротов и навесов отнюдь не для развлечения или из тщеславия. Это было ритуальное магическое действо, обязательное, на их взгляд, для того, чтобы охота удалась.

Не совсем исчезли древние представления и у пас, в Сибири и на Кавказе. Близ скалы Суруктаах-хая якуты кладут жертвы до сего дня. Состав их примерно тот же, что в неолите. Тогда в числе приношений были кремневые наконечники стрел и деревянный прибор для добывания огня, теперь — свинцовые пули и коробки спичек. В Кобыстан и сейчас ходят на поклонение священной роще можжевельника и шести «пирам» — домусульманским языческим капищам.

Круг сюжетов, запечатленных на петроглифах, очень узок. Мы увидим здесь диких животных и стреляющих в них лучников, какие-то ритуальные действия, но не увидим посева, жатвы, домов, сосудов, доения коров, разделки туш, даже обычной трапезы и многого-многого другого. Повторение одних и тех же сюжетов в крайне ограниченном наборе, отсутствие рисунков самых распространенных предметов, вроде домов, решительно противоречит истолкованию интересующих нас памятников как мемориальных изображений и скорее свидетельствует об их культовом характере.

Итак, все говорит о том, что для наших далеких предков гравировки и росписи на скалах были частью тайных, сокровенных религиозных церемоний, без которых первобытный человек не мыслил благополучия своей общины.

У многих народов описаны очень похожие магические обряды: изготовляется скульптура или на песке очерчивается контур тела какого-нибудь животного. Затем в изображение кидают копья или стреляют из лука. Считается, что это поможет охотникам сразить настоящего зверя. Ритуал сам напрашивается на сравнение с палеолитической живописью Франции, где лошади, бизоны, носороги нередко показаны ранеными. Глиняная статуя медведя в пещере Монтэспан была изрешечена ударами копий. Судя по убедительной реконструкции, на статую раньше надевали шкуру. Очевидно, знакомые нам по этнографическим материалам обряды существовали еще в палеолите. В итоге восстанавливается следующая картина. В укромных закоулках в глубине пещер при свете факелов охотники древнекаменного века время от времени совершали магические церемонии. Отправляясь на промысел, изображали желанную добычу и оружие, пригвоздившее со к земле. Через определенный срок весь ритуал повторялся и старые рисунки перекрывались новыми.

Эти поверья держались очень долго. Даже земледельцы, обитавшие на стоянке Джейтун в Туркмении, лепили из глины фигурки диких быков и втыкали в них острые палочки. С тем же сюжетом мы не раз столкнемся и при просмотре наших петроглифов. В Зараут-камаре и Кобыстане нам бросятся в глаза мезолитические композиции с быками, оторопело стоящими под градом стрел. На протертых в песчанике фигурах быков и оленей из Каменной могилы сделаны дополнительные круглые и удлиненные углубления, вероятно, обозначающие раны и вонзившиеся в животных дротики (рисунок на обложке книги). Примыкают сюда и отдельные карельские силуэты, росписи Тагила и грота Шахты.

Было бы, конечно, ошибкой сводить все первобытное искусство только к этому ритуалу. По удачному наблюдению советского историка культуры Б. Л. Богаевского, для палеолитических рисунков, рельефов и скульптур Франции типичны парные изображения — то самца и самки бизонов, то четы северных оленей. Этнография и здесь спешит на выручку археологам. Оказывается, известны обряды, направленные не на истребление дичи, а на ее размножение{56}. Люди достаточно рано поняли, что мало быть сытым после ближайшей охоты. Куда важнее с уверенностью глядеть в будущее. Поэтому они по-своему заботились, чтобы не иссякли охотничьи угодья. Этой мыслью проникнут австралийский обряд «интичиума».

Черты, свойственные мадленскому творчеству, улавливаются и в более поздних памятниках нашей страны. Парные фигуры лося и лосихи встречаются на ленских писаницах, на скалах Енисея и Карелии. На Онежском озере заслуживают внимания также силуэты лебедей с лебедятами и утиных выводков (см. концовку к этой главе).

Выше мы говорили об изображении солярной ладьи, не раз повторявшемся на петроглифах. Столь же обычны для них и схематические рисунки солнца на колесах. Они обнаружены в Скандинавии и Монголии, в Средней Азии и на Кавказе, под Новгородом и в Туве, иллюстрируя другой вариант мифа о движении светила по небосводу. Шведский археолог О. Альмгрен собрал большой материал о бутафорских кораблях, зачастую снабженных колесами, фигурирующих во время карнавалов у разных народов Европы. Само слово «карнавал» происходит от латинского currus navalis, т. е. «морская колесница». Альмгрен убедительно показал, что это пережиток солнечного культа, соединение солярной ладьи и колесницы{57}. Были такие празднества и у русских вплоть до XIX столетия. В Иркутске на корабле с парусом, стоявшем на полозьях, возили по улицам Масленицу, медведя и песенников. В лодке на санях катались на святки в Тихвине и на масленицу в Архангельске{58}. В белорусских селах в праздничный день Ивана Купалы сжигали телегу{59}.

Не означают ли изображения ладьи и колесницы на скалах, что эти рисунки тоже делали в период охотничьих или скотоводческих празднеств? Это очень и очень вероятно. Хакасы