человеческой природы заложено естественное стремление выйти из состояния безжизненности и неумелости и стать развитой силой (курсив мой. — А. М.), которая в неразвитом состоянии заложена в нас лишь в виде зародыша, а не самой силы»[41].

Чтобы таким образом относиться к юному существу — его надо уважать. Надо понимать, что ребенок — это не есть некий объект для воспитания, но человек, живущий полноценной жизнью в каком бы возрасте он ни находился.

«Уважайте, если не почитайте, чистое, ясное, непорочное, святое детство!»[42] — через много лет воскликнет Януш Корчак.

Уважать — и быть рядом, быть вместе. На одной, если угодно, линии, а не заставлять ребенка подобострастно смотреть на взрослого снизу вверх.

3

Итак, ребенок — это человек, то есть равный взрослому.

Ребенок — это человек, созданный определенным образом, и задача взрослых не пичкать его бесконечным воспитанием, а пытаться его разгадать.

Таковы взгляды Иоганна Генриха Песталоцци — великого швейцарского педагога.

Я знаю, дорогой читатель, что даже среди вас — тех, кто читает эту книгу, а значит, интересуется вопросами воспитания и педагогики — есть те, кто разделяет подобную позицию; но есть и такие, кто убежден: ребенка создает не Бог (Природа), а родители.

Такое деление было всегда и всегда будет. Вечный вопрос педагогики: «Человек ли ребенок? Надо к нему относиться, как к равному, или как к объекту воспитания, которому еще только предстоит стать человеком?»

У Корчака на него был однозначный ответ. Однако совершенно очевидно, что к Песталоцци Корчак ехал за поддержкой своих, пока еще, скорее, прочувствованных, чем оформившихся педагогических воззрений.

Корчак понимал: в том мире, в котором он живет, за эту позицию предстоит бороться, а для такой борьбы нужны аргументы.

4

Я не знаю, разумеется, читал ли наш герой книгу английского философа Джеймса Сёлли, который очень любил писать о детях, и считается одним из первых детских психологов.

Книга «Очерки по психологии детства» Сёлли вышла в 1885 году, и — теоретически — Корчак мог ее прочесть. И в Варшавском университете, и в Летучем быстро реагировали на все книжные новинки, особенно заметные. Книги детских психологов в ту пору были не просто редкостью, а невероятным раритетом, на них трудно было не обратить внимания.

Книга Сёлли начинается с «чудесной» фразы: «С тех пор, как существует человек, подле него находится и ребенок»[43].

Понимаете, да? Есть люди, а есть дети. Прошу, как говорится, не путать!

Напомню, что это взгляд детского психолога.

Долгое время на Руси учили по «Домострою». (Напомню, Януш Корчак — российский подданный).

Чему учит «Домострой»?

«Наказывай сына своего в юности его — и будет спокойной старость твоя, будет приятно душе твоей. Не бойся, если придется побить его: даже если тростью побьешь, то не умрет, но здоровей будет…»[44]

Волне себе серьезное наставление из весьма серьезной книги.

Даже Пушкин наш великий бил своих детей. Сестра «нашего всего» Ольга Павлищева сообщала в письме:

«Александр порет своего мальчишку, которому всего два года; Машу он тоже бьет, впрочем, он нежный отец»[45].

Нежный отец, который бьет двухлетнего ребенка? Нормально! Таковы привычные нравы.

Нашему герою 21 год. Он не столько понимает, сколько чувствует: его взгляды на воспитание разделяют отнюдь не все. Вывод о том, что ребенок — это tabula rasa — белый лист бумаги, на котором можно писать что угодно, — невероятно популярен. Огромное количество родителей мечтают сделать ребенка по своему собственному образу и подобию. И занимаются этим с разной степенью жестокости.

Заметим a propose: подобные взгляды дожили аж до сегодняшнего дня. Вот, например, Ибука Масару — японский бизнесмен, между прочим, один из основателей компании «Sony» вдруг начинает изучать психологию маленьких детей и вот к какому выводу приходит: «Мозг новорожденного как чистый лист бумаги… Дитя человеческое рождается гораздо менее развитым, чем детеныши животных: он умеет только кричать и сосать молоко»[46].

Хочется спросить: «Откуда уважаемый бизнесмен знает, что новорожденный не умеет, например, мечтать или вспоминать?»

И еще хочется рассказать ему об опыте, который провели ученые, тоже занимающиеся детской психологией, только в США.

Младенцам от шести до девяти месяцев показывали совсем короткий мультик. Некое странное, забавное существо поднималось на холм. При этом одно сказочное существо мешало ему в этом восхождении, другое — помогало. Внешне все сказочные герои казались практически одинаковыми. Ученые предложили младенцам на выбор две игрушки: «помощника» и «врага». Все хватали «помощника»! Этот однозначный выбор делали дети, которые, на взгляд взрослых, ничего не знают о добре и зле! Но отчего-то они все предпочитали «положительного героя»…

Мы должны с вами очень хорошо понимать: вывод об отношении к ребенку, как к человеку; как и вывод, который позже сделает Корчак о том, что педагогика — это не наука о детях, но наука о людях — все это требовало смелости.

Требовало смелости — значит, требовало поддержки.

В то время было немало разных педагогов, с разными, подчас противоречивыми взглядами. Кто-то из них продолжал трудиться при Корчаке, иные — ушли, как Песталоцци, однако оставили серьезное наследство, которое влияли на современников.

Януш Корчак за поддержкой своей будущей педагогической работы поехал изучать именно наследие Песталоцци. Это был серьезный, если угодно — принципиальный выбор, который определит всю дальнейшую деятельность нашего героя.

Когда мы с Вами будем говорить о самой знаменитой книге Корчака «Как любить ребенка», мы убедимся, какую революцию произвел наш герой в умах современников (да и будущих поколений), выстраивая принципиально новую этику во взаимоотношениях детей и взрослых.

В 1899 году молодой врач, чувствующий, что станет педагогом, отправился в Швейцарию, чтобы от своего — ушедшего уже учителя — получить поддержку. Чтобы не ощущать себя одиноким в своих педагогических изысканиях.

5

После поездки в Швейцарию и довольно подробного изучения наследства Песталоцци, Корчак понял, что стал абсолютным последователем швейцарского гения.

Это касалось не только «метода природосоответствия» и философских взглядов Иоганна Генриха Песталоцци, но и его теории «элементарного воспитания».

«Элементарное воспитание» вовсе не значит «простое воспитание». Песталоцци считал, что самые сложные для ребенка выводы надо делать на простом, понятном ему материале.

Например, Песталоцци не учил детей писать, он учил их… рисовать. Потому что рисовать ребенку всегда легче и, что немаловажно, привычнее, нежели писать.

«Письмо есть не что иное, как рисование произвольно выбранных линейных форм, — считал Песталоцци. — Ребенок в состоянии усвоить основы линейного рисунка на два-три года раньше, чем он сможет хорошо овладеть пером. Итак, я учу детей рисовать раньше, чем заходит речь о письме, и, следуя этому методу, они учатся писать буквы совершенно безукоризненно, что обычно