— Ну здравствуй, братишка.

Иван и сам от себя не ожидал. Но при виде младшего брата, корпевшего над какими-то бумагами, даже сердце сжалось в легком спазме. Надо же. Ведь он родня только телу, а не самому Ивану. Но за прошедшие годы. Недостающая душевная близость выросла, окрепла и возмужала. Так что, родной брат. Роднее не бывает.

— Ваня!

Митя, глядевший на стоящего в дверях Карпова не верящими глазами, сорвался с места и сграбастал его в объятия. Все именно так. Младшенький в свои восемнадцать был уже больше Ивана, и буквально нависал над ним. Н-да-а, такого точно нужно с молотом к наковальне, или в плуг впрягать, а не за тетрадки сажать.

Впрочем, что тут поделать, если Господь одарил и статью, и силушкой, и разумом редким. Нельзя талант мордовать тяжким трудом. Грех это. Да и не сказать, что за письменным столом, такое уж простое житье. То одна лишь видимость.

— Ну здравствуй, брательник. Да не дави ты так, задушишь.

— Как хорошо, что ты приехал.

— Ага. Мне и самому радостно, — продавливая во внутрь образовавшийся в горле комок, произнес Иван. — Вот держи, — протянул он младшему брату футляр обтянутый черным бархатом.

— Что это?

— Готовальня, от лучшего голландского мастера. Выполнено все с тщанием. Глаз радуется, и сам в руки так и просится.

— Спасибо, братец, — буквально впившись взором в блестящие серебром на четном бархате инструменты, восхищенно произнес парень.

— Ну что, Митя рассказывай, как у тебя дела?

— Да замечательно все, — с явным сожалением, прикрывая крышку готовальни, начал отвечать Митя. — Учусь, понемногу. Да свое создаю. Дядька Серафим меня в мастерскую невозбранно пускает, и помощников выделяет не скупясь.

При этих словах Миронов и ус подкрутил, и бородку огладил. Приятно мужику. А кому неприятно доброе слово? То-то и оно.

— Это ты сейчас меня коришь, — скосив на брата ироничный взгляд, поинтересовался Иван.

— Скажешь тоже. Разве-ж я без понятия. Просто, сейчас в мастерских попроще, заказов казенных нет.

— О как! Серафим?

— Ну так, Архип Алексеевич в приказную избу с челобитной, мот так и так, переезжать собираемся. Какие уж тут казенные заказы. Вняли. Потому только так, текущие и ладим.

— Ясно. Значит, решили под шумок от казны откреститься, и нормальных заказов нахвататься. Чего смотришь на меня. Заказов нахватались?

— Ну-у, не без этого.

— И много чего еще невыполненного?

— Достанет.

— Ну так отказывайся от заказов. Завтра же начинай сворачивать мастерские. Вскорости суда прибудут.

— Да как же это, — едва не всплеснув руками возмутился Серафим.

— А вот как я сказал, так и делай, — жестко припечатал Иван. Русским языком сказано было, в конце мая, как погода установится, начинаем переезд. А вы чего учудили?

— Так уговор с купцами. Они же неустойку затребуют.

— Значит заплатим.

— Но…

— Серафим, вот ни разу я так-то не сказал, но ты видать позабыл, кто тут хозяин. Выполнять! Все. Свободен.

— Братец, ты хотя бы представляешь во сколько выльется отказ от договоренностей? — Проводив взглядом Серафима, поинтересовался Митя.

— Подозреваю, что дорого. Батюшка добро дал, а Серафим и рад стараться. Ничего. Уж как-нибудь. За мной тянется слава государственного преступника, хоть какая-то польза. Глядишь, поумерю пыл купчишек. Чай они серебро вперед не давали. Что? Давали? Н-ну батя. Плевать. Переиначивать не стану.

В этот момент раздался звук работы механизма, и следом послышался звон колокольчика. Один. Второй… Иван обернулся, и заметил на стене часы, ходики. Только вместо кукушки, из них появился медведь который стучал молотом по колокольчику.

— О как! Антона работа?

— С чего бы я его часы у себя вешал? — Возмущенно фыркнул Митя.

Угу. С Антоном все получилось как и предвидел Иван. Парня обуяли гордыня и жажда наживы. Он сумел-таки построить мастерскую на паях с одним мелким купцом. Забросил учебу, и сейчас вполне неплохо зарабатывал на изготовлении часов. Стоили они баснословных денег. Штучная работа. Но все же их покупали. И даже в очереди стояли.

Имя Мити забыто не было. Чего не скажешь о доходах. Все серебро оседало в карманах Антона. Теперь уже только его. После получения достаточной прибыли, он попросту предложил купчишке выкупить все оборудование мастерской. Или оставить себе, потому как Рябов не собирается вечно горбатиться на купца.

А на что купцу те станки, без человека, что умеет ими пользоваться? Антон с умыслом никого не учил. Все ссылался на то, что пока и сам не с усам. Надо бы подучиться, поднатореть, а уж потом учеников набирать. Нет, купец конечно хотел было взять мальца в оборот, да не тут-то было. Договоренности то все были устные. Ударили по рукам, и ладно. Вот только, не всегда такой уговор был нерушимым. Тут ведь от человека зависит. А тля она во все времена найдется.

— Кстати, с кукушкой у меня пока ничего не ладится. Вань, может подскажешь?

— Митя, кабы я сам знал, так непременно подсказал бы. Да откуда же. Но по мне, так и с колокольчиком очень даже хорошо.

— Ну-у, не зна-аю. Вот как ты сказал про кукушку, так я и загорелся ее смастерить. А как, в толк не возьму.

— Извини брат.

— Ладно. Чего уж там. Удумаю еще. А у Антона, никаких колокольчиков нет. Так и останется недоучкой. О том, чтобы вернуться на учебу, и думать не хочет. У него одни только часы, да заказы на уме.

— Во-от. А я о чем говорил. Ничего Митя. Каждому свое. Ты учись, впитывай знания. И оно тебе еще сторицей вернется. Веришь?

— Я тебе всегда верю, Ваня. А хорошо все же, что про Глашу ты вовремя подумал.

Это да. Жадный до денег Антон качественно так задурил голову их сестре, так что та едва на глупость не пошла. Пришлось вразумлять. Ну да, хорошо все то, что хорошо кончается. Кстати, Мать с сестрами сейчас в Карповке. Отец решил, что нечего семье врозь жить. В мастерских за управляющего оставил Серафима, дом продал, Митю переселил на Иваново подворье. Вот так пока и определились.

Дверь хлопнула, и в комнату вошел тщедушный мужичок. Вид имеет виноватый. Как кот, умявший крынку сметаны, и только потом осознавший, что где-то изрядно так перестарался. Вот молодец! Чем нравился Ивану Овечкин, так это тем, что на ходу рвал подметки.

— Здравия тебе, Иван Архипович.

— И тебе не хворать, Кузьма Платонович. Ну и учудили вы тут. И как теперь быть? Вот ты мне объясни, сумеешь теперь народ стронуть с места? Они ить уверились, что никуда перебираться не надо, и корни пустили пуще прежнего.

— Сумею, Иван Архипович, — виновато потупив взор, заверил Овечкин. — Оно конечно, невзлюбят тебя, и волками смотреть станут, но поедут. Кто добром, кто за рублем, кто из-за долга, а кто и со страхом. Но все работники мастерских, вместе с семьями, соберутся и поедут. В том ручаюсь.