дело? Никто из нас его не любит. Я хватаю Киллера, вывожу во двор, плотно закрываю заднюю дверь и возвращаюсь на диван.

— Джози? — Голос с нашей дорожки. Тетя Катлин.

— Заходи! — зовет ее мама.

— Как там Пэдди? — Тетя Катлин садится на подлокотник дивана.

Ма ей что-то телепатирует.

— Выпьешь со мной чашку чая? — Тетя Катлин щурится.

— Давай, — соглашается Ма.

— Я схожу на минутку к тете Катлин, — говорит Ма. — Не повезло. Я теперь ничего не подслушаю. — Мэгги возьму с собой. А ты следи за домом.

А Мелкая ушла играть с девчонками — маленькая предательница. Бросила меня. И все потому, что я хотел остаться дома и поиграть с Киллером. Зато теперь у меня и Киллер, и дом в собственном распоряжении. Ха!

Ма берет с каминной полки кошелек, кладет в карман пальто. Прищурившись, оглядывает комнату.

— Папа скоро вернется. А ты, сынок, за дверь никуда, понял меня?

— Да, мамуль, — отвечаю голоском пай-мальчика. — Давайте, народ, до скорого.

И улыбаюсь, тоже совсем по-американски. Смотрю, как они уходят, исчезают за забором, который поставили вчера — тоже будут дома строить.

Папаня раньше Ма не вернется. Он у нас вроде как не пьет, поэтому торчит у букмекеров или дуется в карты с дружками. Дома никого. Что хочешь, то и делай. Большой стакан молока. Нужно поживее, вдруг кто-нибудь войдет, потому как Ма ведь деньги не печатает. Запрокидываю голову, холодное молоко льется по щекам и за воротник, но мне не остановиться, пока не выпито все.

— О-о-ох! Хорошо пошло! — Я вытираю молоко с физиономии рукой, потом облизываю ее. Мою и вытираю стакан, беру полотенцем и поднимаю к свету из окна — проверить, не осталось ли отпечатков пальцев, — потом ставлю точно на прежнее место на сушилке, ну прямо как сыщик на месте преступления. Я ж не такой дурошлеп, как папаша Бридж Маканалли. Я вам вот что скажу: ваше счастье, что я на стороне добра, потому что будь я на стороне зла…

Во дворе Киллер скачет вокруг меня — совершенно обалдел, шоколадный беспредел, ешьте «Кэдберри», друзья, жить без «Кэдберри» нельзя!

— Пошли, дружище. Пошли, Киллер!

Убегаю от него через гостиную. Он лает, точнее, тявкает. Папаня говорит, когда Киллер вырастет, он будет рычать и гавкать, как настоящая собака. А я не хочу. Пусть лучше всегда остается щенком!

Киллер хватает меня за ногу, я его отбрасываю и мчусь наверх, он скачет следом. Ему наверх нельзя, так ну и что? Кто узнает? В мапапаниной комнате я сбрасываю бейсбольные бутсы и запрыгиваю на их кровать.

— Давай, дружище. Сюда. Прыгай.

Хлопаю по кровати ладонью.

Он попытался запрыгнуть, но застрял, повис на полдороге. Я смеюсь. Он не сдается, вот как он меня любит. Тащу его за шкирку — мне папа показал, как. Аккуратно тащу, не больно. Киллер пытается переставлять ноги, но у него когти застряли в покрывале. Я прыгаю, подлетаю как можно выше, пытаюсь дотронуться до потолка. Киллер покатывается со смеху — на собачьем языке. А я в ответ смеюсь по-собачьи. Он пока мне больше ничего не телепатировал — но это дело времени. Я хватаю его, из его кончика скатываются несколько капель, попадают мне на футболку.

— Фу, гад ты такой!

Я отшвыриваю его на кровать. Теперь от моей футболки пахнет его мочой. Вонючка. Напрыгиваю на Киллера сверху, чешу ему животик, а он вытягивает передние и задние лапы, будто сейчас зевнет. Язык вывесил. Страшно доволен. Я люблю Киллера сильнее, чем кого бы то ни было на всем белом свете. Он мой Самый Лучший Друг. Ему что угодно можно рассказать, и он не проболтается. Мелкой Мэгги тоже можно. И она не проболтается. Она мой Второй Самый Лучший Друг. Я спрыгиваю с кровати, Киллер следом, громко дыша. Он весь в счастье.

— Давай, дружище! — Хватаю его и затаскиваю в комнату Мэгги и Моли.

Оглядываюсь, с чем тут можно поиграть. На комоде стоит Мэггина кукла «Мир девочки», у нее длинные светлые волосы, как у Мартины Макналти — та ничуть не хуже. Зуб даю, что Мартина станет моделью, когда вырастет.

У куклы на шее длинные жемчужные бусы. С ними нужно аккуратно, а то запутаются. Это я их купил для Ма. Стоили целый фунт. Копил его целую вечность. Сказал — пусть оставит их Мелкой по завещанию. Мэгги уже несколько раз спрашивала, скоро ли Ма умрет. Ма отвечает: «Да уж не задержусь, если будете так надо мной измываться».

Щекочу Киллеру уши. Он от счастья закатывает глаза. Вот, я теперь знаю, что ему нравится. Буду чесать его хоть все время.

Слышу, кто-то поет. За окном, у стены, собрались девчонки. Мы с Мэгги уже который день за ними наблюдаем и постоянно им показываем, что нам веселее, чем им. Некоторые поют «Когда вернешься, Джим?» и швыряют мячик, метя в здоровущие белые буквы на стене: «Tiocfaidh аr La». Это по-ирландски означает: «Наш день придет». День, когда мы возьмем верх над бритами.

Остальные выстраиваются — играть в «гигантские шаги». Натягивают три веревки высоко на столбе, цепляются за них и бегают кругами. Бридж Маканалли бежит последней, впиливается в Кэти и Шиван, сбивает их, бедняжек, с ног.

Я бы тоже хотел когда-нибудь так поиграть. Но только не с Бридж!

— Она из нас самая старшая, а еще она самая здоровенная, вредная, подлая, поганая сука на ВСЕМ-ВСЕМ белом свете! Ее мамаша, миссис Маканалли, тоже подлая сука. У них такая семейка — прямо как Олсены из «Домика в прерии», который я тебе утром показывал по телевизору. Вся разница, что мистер Олсен — не член ИРА. Глотка у Бридж — как у удава, все, что достанет, все, что поймает, — все заглотит. Однажды, уже сто лет назад, шел я, Киллер, по нашей Гавана-стрит и вдруг вижу ее: башка запрокинута, а руки подняты вверх. А изо рта что-то свисает, дергается там, пытается вырваться. Потом оглядываюсь — а у нее во рту уже ничего нет. Слопала. Я не шучу. Короче, когда вырастешь и тебя будут выпускать на улицу, держись от нее как можно, как можно дальше.

Надеюсь, у собак не бывает страшных снов. Но припугнуть его надо — пусть знает.

Бридж Маканалли выпуталась из веревок, подошла к стене, привалилась к ней. Девчонки стоят вокруг, дожидаются, пока Бридж придумает, во что дальше играть.

Мартина! Вышла из дома через заднюю калитку. Следила за ними. Как и я. Значит, мы похожи? Нам суждено быть вместе? Опускаю Киллера на кровать