Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кристинка некоторое время пыталась участвовать в играх малышни и даже изображать их няню, но вскоре почувствовала себя третьей лишней и присоединилась к посиделкам мамочек. Правда, занятия в Школе не позволяли ей навещать бывшую няню слишком часто, зато Кира с Мартином стали завсегдатаями в Светланином доме. Вот и сейчас Кристинки с ними не было, и сырниками со сметано-клубничным соусом предстояло лакомиться лишь четверым участникам застолья. Кира закончила смешивать соус и победоносно оглядела собравшихся за обеденным столом. Алик, с интересом наблюдавший за священнодействием мамы своего приятеля, радостно захлопал в ладоши.
— Сетаня, дай, — требовательно заявил он, указывая маленьким пальчиком на пиалу с соусом.
Мартин поднял глаза от пирамидки из пустых пластиковых стаканчиков, над которой он трудился уже с полчаса, и равнодушно посмотрел на продукт Кириного творчества. Было видно, что предстоящая трапеза его ничуть не заинтересовала, и действительно через секунду рука малыша потянулась к очередному стаканчику. Мартин вообще не отличался здоровым аппетитом, да и в пристрастии к каким-то определённым блюдам до сей поры замечен не был, даже к сладостям. Обычно малыш безразлично запихивал в себя всё, что ему предлагали, но в количестве вдвое меньшем, чем было положено по возрасту. Не удивительно, что он выглядел худеньким и бледненьким, что особенно бросалось в глаза на контрасте с крепким розовощёким бутузом Аликом.
Кира взяла с полки два блюдца, положила в каждый по сырнику и щедро полила их соусом. Оба малыша тут же ухватились за ложки, но Светлана сразу подскочила к своему сыну и выдернула орудие беспорядка из его цепких пальчиков.
— Кирюш, ну ты что, как маленькая, ей богу, — с укором покачала головой возмущённая легкомыслием своей подруги мамаша, — они же извозятся как поросята.
Заботливая мамочка усадила Алика себе на колени и, разломив сырник на ломтики, принялась скармливать сыну вываленные в соусе аппетитные кусочки. Кира с интересом понаблюдала за подругой и только потом перевела взгляд на Мартина. Малыш некоторое время изучал технику поедания сырников, которую демонстрировала мама его приятеля, а потом с удивительной для его возраста точность скопировал её действия. Светлана уставилась на это малолетнее чудо с таким возмущением, словно её саму обвинили в неумении обращаться со столовыми приборами.
— И давно он у тебя ест самостоятельно? — в её голосе явно сквозило плохо скрываемое раздражение.
— Всегда сам ел, — пожала плечами Кира, — как только перешёл на твёрдую пищу. — В глубине души она, наверное, и сама удивлялась этому феномену, но внешне своих сомнений не показала, ей было приятно, что её сын хоть в чём-то превосходил Светланиного.
— А почему ты назвала сына Мартином? — Светлана ожидаемо почувствовала себя уязвлённой и попыталась хоть чем-то подколоть подругу. — Странное имя для русского мальчика.
— Так захотел его отец, — спокойно пояснила не ожидавшая подвоха Кира.
— Семён назвал своего сына иностранным именем? — Светлана в недоумении уставилась на подругу. — Извини, но мне что-то не верится.
— Семён не является отцом Мартина, — смутилась Кира, — у меня теперь новый муж.
Некоторое время Светлана молчала, переваривая услышанное, а потом удовлетворённо ухмыльнулась.
— Я так и знала, что ты изменяла Семёну, — она победоносно расправила плечи, — значит, я была права, он из-за этого тебя прогнал из нашего домика.
— Свет, не говори глупостей, — Кира слишком устала от постоянных попыток Светланы оправдать свою связь с чужим мужем, чтобы как-то реагировать на очередной наезд, — он меня не прогнал, а пощадил и отпустил. Семён работал на очень опасных людей, и эти люди приказали ему меня убить. Но он отказался выполнить приказ, и за это его казнили.
— Казнили, — насмешливо повторила Светлана. — А ты видела его мёртвым? Придумала себе отмазку, чтобы воспоминания об отце Тиночки не портили тебе жизнь с новым мужем, и благополучно забыла о старом. Но я-то не забыла Семёна, — она зло зыркнула на обомлевшую от столь абсурдных обвинений соперницу, — я его жду и дождусь, можешь даже не сомневаться. Семён вернётся к своему сыну, и у нас будет настоящая семья.
В первый момент горькие слова Светланы вызвали у Киры искреннее возмущение, ведь в них не было ни капли правды. И вовсе она не забыла Семёна, напротив, со временем тоска по погибшему мужу сделалась только острее. Однако, взглянув в глаза обвинительницы, Кира отчётливо увидела, что Светлана вовсе не хотела её обидеть, она и вправду верила в то, что Семён к ней вернётся. Причём потребность верить находилась для неё на экзистенциальном уровне, именно эта истовая вера и поддерживала в одинокой женщине желание жить.
— А почему же я так легко поверила в смерть Семёна? — мысленно задала себе вопрос Кира. — В сущности, кроме рассказа Риса о его друге бессмертном, у меня не было никаких доказательств того, что Семёна казнили. И всё же я приняла эту сомнительную версию как аксиому и даже не попыталась её проверить. Может быть, мне просто хотелось в неё поверить?
Как ни прискорбно, но приходилось признать, что причиной Кириной легковерности было желание освободиться от Семёна. Хотя формально она была одинокой и свободной женщиной, но само существование отца Тиночки не позволяло ей полностью отдаться новым романтическим чувствам к Рису. Как знать, появился бы на свет Мартин, если бы Семён был жив. Впрочем, бурный роман с бравым охотником был не единственным фактором, обусловившим отказ Киры расследовать последствия нарушения приказа бессмертным. В то время Кириными решениями управляла жгучая, как желчь, обида на Семёна за то, что он её бросил, а ещё за то, что спутался со Светланой. Даже тот факт, что бессмертный согласился убить мать своего ребёнка, не вызывал в её душе такую нестерпимую боль, как его предательство.
Умом Кира, конечно, понимала, что уход Семёна был просто способом защитить свою семью от Ордена. Ведь если бы там узнали об их связи, то казнили бы всех троих, включая Тиночку. Но когда это рациональные соображения могли усмирить бушующий в душе пожар? Кире потребовалось долгих три года, чтобы принять положение вещей и наконец простить Семёна за ту боль, что ей пришлось пережить по его милости. Наверное, если бы ни акт самопожертвования, приведший Семёна на плаху, Кира ещё долго обсасывала бы свои обиды.