Мы можем также назвать их: объективное тело (более распространенный сейчас термин ― физическое тело), которое существует для других людей, и тело феноменальное, которое принадлежит мне, и я определенным образом переживаю его наличие. Объективное тело состоит из отдельных частей (руки, ноги, голова, внутренние органы и т. д.), которые для нас являются знаками. Эти части более или менее одинаковы у всех людей, и по сути дела являются результатом знаковой унификации. Так же как индивидуально переживаемые ощущения длительности были унифицированы в единую систему измерения времени. Естественно, что знаки формировались на основе ощущений и переживаний отдельных людей, а не в результате свободной фантазии. Поэтому у нас не щупальца, как у осьминога, а именно руки и т. д.

Тело феноменальное продолжает сохранять целостность и единство. Оба этих варианта переживания собственного тела сосуществуют в одном мире и могут находиться в разных отношениях. Но в рамках «существования-для-других» постепенно начинает происходить подмена, в принципе характерная для мира знаков. «Тело-для-другого», то есть знак тела мы начинаем принимать за единственный способ существования тела вообще. Мы уже не верим своим ощущениям, подстраивая их под навязанные нам извне представления о собственном теле. Если мы чувствуем боль в груди, то сразу прибегаем к имеющейся у нас информации о том, что бы это могло значить, и интерпретируем в соответствии с этой информацией свое состояние.

Когда-то человек «принес в жертву свое тело», разделил его и заставил жить в двух реальностях. Ноги стали принадлежать земле, голова ― небу, а с помощью рук он стал изменять мир вокруг себя. Потом он стал препарировать свое тело, чтобы понять, что же находится у него внутри. И люди, никогда не видевшие своих органов, но руководствующиеся принципом всеобщности знаков, поверили, что мы состоим из костей, сердца, селезенки и т. д. Но знак тела ― не есть тело, это лишь вспомогательный инструмент, позволяющий человеку с помощью знаковых обозначений лучше ориентироваться в знаковой реальности и адаптироваться к ней. Потом разные состояния нашего тела тоже получили знаковые обозначения: появились болезни, недомогания, или наоборот, бодрость и здоровье. В результате подмены человек перестал «слышать» и вообще ощущать свое феноменальное тело. Но именно феноменальное тело хранит память о том, что оно едино, оно не конструктор «лего», собранный из разных частей и органов, которые поместили под кожу. Более того, феноменальное тело, а через него «тело-вне-мира» ― это самый надежный гарант единства нашего «Я», его фундамент и прочная основа. Оно продолжает утверждать ситуацию существования вне пространства и времени в рамках интуитивного схватывания себя (своего тела) как некоей неподдающейся расщеплению целостности.

Мы всегда поражаемся слаженности и правильности движений, которые присущи животным. Просто мы и они, как и наши тела, существуем на разных уровнях: животные в рамках «существования-для-себя», человек в рамках «существования-для-других». Поэтому животные способны чувствовать телом, например, приближение опасности. Есть люди, у которых очень развиты ощущения на уровне феноменального тела. У таких людей обычно бывает развитая интуиция, они способны предчувствовать какие-то события, чувствуют опасность и т. д. Никаких сверхъестественных способностей у них нет, просто они могут существовать телесно на разных уровнях.

Теперь мы можем дополнить нашу схему, выделив на ней еще один способ (или уровень) существования:

Рисунок 2

На схеме хорошо видно, что с появлением мира знаков, а значит и мира культуры, человек начинает существовать на трех уровнях, что предполагает значительное усложнение самой структуры взаимодействия с реальностью и требует от человека высокой меры ответственности и сложных навыков, приобретение которых и выражается в форме культурного развития человечества. Выделение телесного уровня «тело-для-себя», восходящего к «телу-вне-мира», позволяет человеку, погрузившемуся в мир знаков и в мир культуры, сохранять связь с изначальными основами бытия, характерными для других форм существования.

Минералы, растение и животные, несмотря на то что они используют разные варианты взаимодействия с реальностью, воспроизводят одни и те же формы, повторяют одни и те же реакции на внешние раздражители. Любые изменения происходят очень медленно и гармонично встраиваются в общую систему взаимодействия. Это позволяет сохранять равновесие и гармонию с окружающим миром. Восприятие мира посредством знаков и взаимодействие с ним через механизмы мышления приводит к тому, что человек утрачивает изначальное равновесие, в котором пребывают другие формы существования. И далеко не сразу он научился жить в экзистенциально разорванном мире так, как живет сейчас.

Первобытный человек укоренялся в чисто человеческом способе существования постепенно. Можно предположить, что первоначально он попал в ситуацию «качания» между различными способами существования, что неизбежно в случае утраты равновесия и стабильности. Он то погружался в мир знаков (существование-для-других), то вновь выпадал из него (существование-для-себя). Иллюстрацией этого процесса можно считать чувство времени, характерное для древнего человека. Архаическое время часто представляют в виде колебательной модели и связывают с тем, что так человек переживал природные ритмы (смена дня и ночи, рождения и смерти), из которых и рождается чувство времени. Однако такая колебательная модель, как и любая модель пространства и времени, могла сложиться только из возможности соотнесения и объединения в сознании человека двух компонентов: непосредственного опыта и природных ритмов. Более того, вычленение природных ритмов из единого потока бытия стало возможным благодаря опыту проживания на разных уровнях существования, ставшему мерой ритмичности временного потока. Так рождается представление о переходах от света к тьме и от рождения к смерти. И эти переходы осмыслялись как переходы из одного мира в другой, как путешествия между мирами. Возможно, что первоначально каждый переход, подобно каждой фазе качания маятника, переживался как смерть и новое рождение. День мог восприниматься как жизнь, а ночь как смерть. Отсюда берет начало хорошо известное в традиционных и архаических культурах соответствие смерти и сна как состояний пребывания вне мира, или ухода в другой мир.

Ситуация «качания» распространялась и на восприятие человеком самого себя как существа умирающего и рождающегося вновь с каждой новой фазой движения маятника. Причем в каждом новом рождении человек уже был другим «Я», другим существом, вынужденным снова идентифицировать себя в реальности. То же самое касалось и мира, который каждый раз погружался во тьму и затем рождался заново и требовал новой идентификации. А значит каждый раз это был обновленный мир, отличающийся от предыдущего. Чтобы закрепить процессы идентификации и не умножать миры до бесконечности, необходимо было четко зафиксировать и сохранить знаковую реальность, а значит нужно было овладеть механизмами памяти. И думается, что это были очень длительные и сложные процессы, далеко не всегда протекавшие удачно. Скорее всего, было множество неудачных сценариев, одним из которых могла стать ветвь Homo, названная неандертальцами. Имея много общего с человеком (они изготавливали примитивные орудия и активно использовали огонь), они вымерли, не сумев успешно пройти процессы идентификации. Изготовление и использование примитивных орудий, как овладение телесным навыком, возможно в рамках «существования-для-себя». Известно, что обезьяна способна взять палку, чтобы достать с дерева плод. Но без идентификации себя и мира через механизмы означивания реальности невозможен переход к собственно человеческому способу существования, а значит к культуре.