Итак, Семашко использовал все возможные аргументы, чтобы произвести отчуждение бехтеревской идеи от бехтеревского института – лучшие, чем в бехтеревском институте, специалисты, лучшие методики, лучшее оборудование, экономия денежных средств и т. д. Главным же, непобиваемым козырем в пользу того, что Пантеон должен находиться в Москве, конечно же был мозг Ленина. Трудно сказать, как сложилась бы судьба бехтеревского Пантеона, не умри внезапно сам Бехтерев. При жизни слово Бехтерева значило очень много. После его смерти институту, как писали в уже цитированной ранее статье, достались лишь «пепел и мозг». На политической чаше весов мозг Ленина весил несоизмеримо больше, чем мозг родоначальника идеи Пантеона.

В мае 1928 года идее бехтеревского Пантеона было отказано в праве на дальнейшее существование. Постановили: «За смерью Бехтерева – инициатора организации Всесоюзного Пантеона – вопрос с обсуждения снять».[87]

Однако здесь история не закончилась. Это был ложный, мнимый финал. События разворачивались по принципу «Король умер – да здравствует король!»

Не откладывая дела в долгий ящик, Московский институт мозга начал формировать коллекцию. В апреле 1928 года ушел из жизни философ и экономист, идеолог Пролеткульта и автор утопических романов, давний член партии, ставший объектом яростных нападок В.И. Ленина в книге «Материализм и эмпириокритицизм» – Александр Александрович Богданов (Малиновский). С 1926 года он возглавлял Институт переливания крови и умер прямо на работе, на операционном столе, во время рискованного медицинского эксперимента, участником которого пожелал стать. Институт переливания крови находился в одном здании с Институтом мозга, так что мозг Богданова поступил в коллекцию, что называется, прямиком – из одной комнаты в другую.

В мае 1928 года от болезни сердца скончался Александр Дмитриевич Цюрупа, государственный и партийный деятель, член партии с 1898-го.

Мозги обоих изъяли без афиширования, ведь вопрос о бехтеревском варианте Пантеона еще не был окончательно снят с рассмотрения. Но к осени ситуация стала иной.

И когда 8 октября 1928 года в Сочи от тифа скончался другой соратник Ленина, ровесник Цюрупы, тоже занимавший высокие посты в партийной и государственной структуре, – Иван Иванович Скворцов-Степанов, то на следующий день в газетах появилось сообщение:

Тело умершего перевозится из Сочи в Москву и по прибытии помещается в Доме союзов, где будет установлено почетное дежурство членов правительства и делегаций от московских партий и заводов. В ночь перед похоронами тело будет подвергнуто кремации. Погребение урны с прахом И.И. Скворцова-Степанова состоится на кремлевской площади в Кремлевской стене. Мозг покойного передается Институту мозга…[88]

Процесс национализации мозгов выдающихся деятелей сдвинулся с мертвой точки. Наука, как и мечтал Бехтерев, получила на мозги усопших чрезвычайные права. Только «отправляться» мозги должны были теперь на адрес не ленинградской Психоневрологической Академии, а Московского института мозга.

В 1929-м "к существовавшим в 1928 году отделениям прибавился Пантеон мозга выдающихся людей, начавший работу по собиранию характерологического материала".[89] В штатном расписании Института на 1929/1930 год появилась достаточно хорошо оплачиваемая должность – заведующий Пантеоном.[90] Правда, поначалу она вроде бы оставалась вакантной – наверное, из-за небольшого размера коллекции. Но это было делом быстропоправимым. В уже цитированной заметке 1930 года – о мозге Маяковского – народу обещали, что «в ближайшее время материалы, относящиеся к мозгу В.В., будут включены в коллекцию Пантеона ГИМ».[91]

В начале 1930-х над Институтом мозга нависла прямая угроза расформирования – он был реорганизован в морфологическое отделение Института высшей нервной деятельности и потерял свой самостоятельный статус. Грозились приостановить работу над мозгом Ленина и даже вообще забрать его из Института. Но Пантеон и тогда решено было временно сохранить. Правда, в тот период «работа Пантеона… окончательно замерла».[92] Однако тучи рассеялись: остался и Ленин, остался и Пантеон… Нашелся и заведующий Пантеоном – Наталья Сергеевна Преображенская. В 1932 году она «по путевке Культпропа ЦК перешла на работу в Институт мозга: сначала в качестве младшего научного сотрудника по отделу архитектоники, потом старшего научного сотрудника».[93] Она-то и занялась сбором и изучением материалов: сначала – по И.И. Скворцову-Степанову, а после – по «нерадивым» членам комиссии, рассматривавшей вопрос о создании Пантеона: по умершему в 1932 году М.Н. Покровскому и по А.В. Луначарскому, скончавшемуся в 1933-м.[94]

В 1933 году писали, что «особое положение Института определяется» именно тем, что в нем ведется «изучение мозга В.И. Ленина, а также и мозгов выдающихся деятелей нашего Союза».[95] В 1930-е годы Пантеон продолжал пополняться и, безусловно, стал гордостью отечественной науки. В 1934 году в «Правде» сообщали, что «научный коллектив Института подготовил и уже изучает мозги Клары Цеткин, Сэна Катаямы, Луначарского, Цюрупы, М.Н. Покровского, Маяковского, Андрея Белого, академика Гулевича». Приглашали посетить и «музей мозга» – «богатый по количеству и редкий по качеству имеющихся в нем материалов и экспонатов».[96] По разным источникам нам удалось насчитать более тридцати экспонатов Пантеона. Позволим себе привести известные нам имена, преимущественно «из поступлений» 1920-1930-х годов. Естественно, эти данные не претендуют на полноту и репрезентативность. Итак:

Багрицкий Эдуард Георгиевич (Годелевич) (наст. фамилия Дзюбин; 1895 – 16 февраля 1934) – поэт. Барбюс Анри (1873 – 30 августа 1935) – французский писатель-коммунист, лидер Французской компартии.