— Мне еды вообще не нужно, в горло не полезет, — признался Гросс, выставляя на стол бутылку коньяка. — Французский.

Ответным жестом Галицкий поставил графинчик с водкой.

— Хорошая, ее здесь в Харбине эмигранты по дореволюционным рецептам делают.

Сели за стол, от произнесения тостов сразу же отказались. Как сформулировал Гросс — тосты могут привести к конфликту.

— Поражаюсь вам, — говорил немец. — Как вы можете жить в здешних местах?

— А что такого? — удивился Николай.

— Тут же одни косые. Мы-то с вами люди белой расы. Вы не смотрите, что Германия сейчас заигрывает с Японией. Это политика. На самом деле японцы — недочеловеки. По сравнению с ними даже евреи — люди. Я могу быть с вами откровенным в этом вопросе. Вы же не побежите писать на меня донос.

— Донос не побегу писать в любом случае. Но расовой теории я не поддерживаю. Люди, они везде люди.

— Я тоже раньше так думал. Но потом убедился, что раса многое значит. Практика большая, знаете ли. Однако, если хотите, сменим тему…

Гросс довольно быстро пьянел. Лицо его побагровело, он даже расстегнул воротничок рубашки. Он расспрашивал о прошлой войне, о Белом движении. Николай рассказывал не особо охотно. За столом ему сделалось неуютно, он стал ходить по комнате, выглянул в окно, выходившее во двор. Неподалеку от двери подъезда маялся какой-то подозрительный тип. Это вызывало тревогу. Довольно позднее время. Дворник бы давно уже поинтересовался у него, что ему здесь нужно. И, если бы дела у него не было, выгнал бы со двора. Но, возможно, и спросил, и узнал, а дело-то нашлось. Явно Ихара постарался… Через другое окно Николай увидел обе легковые машины.

— Значит, вы раньше не работали у японцев в центре?! — изумился Гросс. — Я-то думал, что вы давно являетесь их сотрудником, — немец задумался. — Учитывая то, что вы сегодня узнали, просто так вам с ними не распрощаться. Мой вам совет, соглашайтесь работать. Иначе за ваше будущее я не поручусь. Японцы очень жестоки.

— Я не собираюсь работать в этом центре.

— Тогда даже не знаю, что вам посоветовать, — наморщил лоб Гросс. — Возможно, вам удастся переехать в другой город. Или вообще перебраться из Маньчжурии в Китай. Только не затягивайте с этим.

— Спасибо за совет.

Николай почувствовал, как угроза, казавшаяся ему до этого лишь вероятной, приобретает черты неизбежности. Волей судьбы ему довелось стать носителем секретной информации. И Ихара наверняка не захочет теперь выпускать его из своих рук. Тут же вспомнились разговоры о том, что центру нужны дипломированные медики. Чтобы окончательно убедиться в своих догадках, Галицкий снял трубку телефона, тот бездействовал. Теперь он уже не сомневался в том, что вспышка тифа в окраинном квартале — если не целенаправленная диверсия, то уж во всяком случае, не меньше, чем «утечка» бацилл, производимых в «отряде».

Гросс задремал, сидя на стуле. Коньяк в его рюмке так и остался недопитым. Галицкий открыл секретер, сунул в карман револьвер, коробку патронов, документы и деньги. Он твердо решил уйти из дома и не возвращаться. В конце концов, можно было попробовать перебраться в Китай. Вряд ли его станет искать полиция. Жандармерия Квантунской армии далеко не обо всем ее информирует. В теплом плаще Галицкий вышел из квартиры. Сквозь окно подъезда был виден все тот же торчавший во дворе тип. Он негромко постучал в дверь к Маше. Та открыла почти тут же, словно стояла в прихожей.

— Быстрее закрывайте. Нельзя, чтобы они свет увидели, — Николай проскользнул в квартиру и тут же закрыл за собой дверь.

— Что случилось, Николай Васильевич? — девушка испуганно жалась к стене. — Что происходит?

— Лучше вам этого не знать, — прошептал Галицкий. — Я прошу вас дать мне воспользоваться вашим черным ходом.

— Пожалуйста, но зачем?

— Так надо. Я должен исчезнуть из города. Если меня будут искать, то вы меня не видели, через вашу квартиру я не уходил.

— Это как-то связано с вашим отсутствием?

— Маша, я потом, возможно, все и объясню. А теперь, чем больше вы знаете, тем опаснее для вас. До свидания.

— До свидания, — растерянно протянула девушка.

Галицкий уже шагнул к двери черного хода, но задержался.

— Я должен вам сказать, ведь всякое может случиться.

— Говорите же.

— Вы мне очень нравитесь. Я серьезно, — добавил он, когда увидел на губах Маши растерянную улыбку.

— Вы мне тоже, — Маша порывисто подалась к Николаю, прижалась к нему, он обнял, поцеловал ее в голову.

— У вас револьвер в кармане, — только и сказала Маша, когда Галицкий отстранился от нее.

— Прощайте.

Николай аккуратно прикрыл за собой дверь черного хода. Узкая лестница без перил резко уходила вниз. Но Галицкий не стал спускаться, он поднялся на два марша, открыл небольшое окно и перебрался на крышу соседнего дома.

Предательски потрескивала под ногами жесть. Черный кот, гревшийся у трубы, мяукнул и нырнул в слуховое окно. Тут же на чердаке встревоженно забулькали голуби. Николай пробрался к трубе, осмотрелся. Никогда и в голову ему не приходило, что придется таким вот образом покидать квартиру, где он прожил много лет. Наружная пожарная лестница, проходившая по глухому фасаду, спускалась на улицу — за поворотом от главного фасада, где стояли легковые машины с людьми Ихара.

Обледеневшие перекладины металлической лестницы норовили выскользнуть из пальцев, кожаные подошвы срывались с них.

— Черт, — Галицкий повис на одних руках, нащупал перекладину ногами.

Наконец он спрыгнул на тротуар, осторожно выглянул из-за угла. Машины стояли, разглядеть, что делается внутри, было невозможно.

«Вроде все спокойно, не заметили», — решил Николай и торопливо зашагал по улице.

Он надеялся добраться до одного из своих приятелей, отсидеться у него пару дней и решить, каким именно способом безопаснее будет покинуть город. И все же Галицкий недооценил Ихара. Когда ему уже казалось, что он свободен, из подворотни вышел вооруженный карабином солдат. Ствол смотрел прямо на Николая.

— Назад, — прозвучала команда.

Галицкий остановился, рука в кармане сжимала рифленую рукоять самозарядного револьвера.

— Назад, — ствол карабина чуть заметно дернулся.

Мысль работала лихорадочно. Вряд ли Ихара отдавал приказ сразу же стрелять на поражение, ведь все-таки он имел на Николая свои планы. Галицкий сделал вид, что не понимает, и пошел прямо на солдата. Тот растерянно вскинул карабин и выстрелил в воздух. Николай побежал по улице, петляя. Он мог бы застрелить солдата еще до того, как тот выстрелил в воздух. Но это ничего бы не меняло. Звук выстрела все равно бы раздался и всполошил людей Ихара. К тому же при чем здесь солдат, который только выполняет приказ?