Он медленно вынул из ножен свой меч и указал им в сторону врага.

– Там, впереди, вас ждет слава! Сметем нашего врага во славу Христа! Вперед!

Едва магистр закончил речь, как несколько раз отчетливо прозвучал дребезжащий призыв немецких воинских труб. Рыцари разом опустили свои длинные копья, на чьих отточенных до зеркального блеска остриях заиграло солнце. Крестоносное воинство двинулось вперед, к победе или смерти.

Меченосцы ударили на русских.

Бешеная схватка сразу закипела. В отчаянной сече немцы смешались с не знающими страха русскими воинами. Всадники, лишившиеся в первой же атаке копий, тут же обнажили мечи. Теперь, когда первый натиск не дал ожидаемого результата – а именно на него всегда рассчитывали европейские рыцари, приходилось отчаянно рубиться уже за свою жизнь. С таким противником рыцарям Христа дела иметь еще не доводилось. Лязг оружия, возгласы сражающихся и звуки труб слились в единый ужасающий шум, заглушая стоны раненых. Получившие тяжелые раны, зажимая руками льющуюся кровь, пытались, пока есть силы, выбраться из этой толпы. Битва шла с переменным успехом. Противники были достойны друг друга. Поле боя окутало густое облако снежной пыли. С обеих сторон воины совершали славные подвиги, доказывая свою храбрость, отвагу, а также умение владеть оружием.

Владимир, с трудом прокладывавший себе дорогу вперед, направил коня к тому месту, где рубился рыцарь Бертольд. Другой противник ему теперь был не нужен. С ним рядом дрались его конные дружинники, они обступили князя, прикрывая своими червлеными щитами. Гридни отважно шли в самую гущу боя, поражая своими страшными тяжелыми мечами отчаянно бившихся немцев.

Одним ударом Владимир отсек голову зазевавшегося эста, некстати попавшего ему под руку, и тут же следующим ударом поразил какого-то светского пилигрима, возжелавшего славы и преградившего ему путь.

Бертольд Венденский был, как всегда, в гуще сражения. Это и была его жизнь. Могучей рукой комтур рубил и сек всех, попадавшихся ему на пути, подавая своим людям пример мужества и отчаянной храбрости.

Побуждаемые взаимной враждой, прекрасно понимая, что гибель одного из них будет равносильна победе другого, предводители все время искали встречи. Но снежная пелена, а также сумятица и беспорядок в начале боя были таковы, что все их старания ни к чему не приводили.

Теперь, когда Владимир увидел героя крестоносцев Бертольда, он хлестнул своего гнедого коня и бросился в середину вражеского построения. Князь скакал, пригнувшись к холке своего коня и опустив руку с мечом вниз, давая ей возможность отдохнуть и копя силу для удара. Рыцарь-меченосец с Владимиром, наконец, сошлись лицом к лицу. Вокруг дерзкого комтура вновь разгоралась бешеная схватка. Вся ярость смертельной вражды выплеснулась здесь, во многом на этом пятачке решался исход всей битвы.

Владимир налетел на рыцаря, как ястреб, нанеся несколько крепких ударов мечом, больше полагаясь на силу и напор. Немец скрежетал зубами и безбожно ругался, уходя от ударов, прикрывался щитом и заставлял пятиться своего коня, приседая на круп.

Бертольд терпеливо ждал, ища момент, чтобы нанести ответный удар, но так и не успел его дождаться. Углядев секундное замешательство противника, Владимир со страшной силой хватил его по голове. Меч, как кувалда, обрушился на гребень шлема, соскользнул по нему и разрубил ключицу Бертольду. Комтур ордена меченосцев закачался в седле и, потеряв равновесие, скатился на землю, к тому же запутавшись ногой в стремени. Конь, шарахнувшись в сторону, протащил за собой рыцаря пару-тройку метров и затих возле своего хозяина.

Владимир задержался близ упавшего рыцаря только для того, чтобы убедиться в том, что тот уже больше никогда, не поднимется…

Венденские братья уже спешили на помощь своему лидеру. Но опоздали. Псковские дружинники опередили их, оттеснив в сторону, выдавливая к краю поля.

Это был конец. Видевшие гибель Бертольда потеряли последнюю уверенность в успешном исходе битвы, которая и так была практически решена. К этому моменту блестящие доспехи рыцарей покрылись вмятинами, трещинами и кровью. Все это было результатом ударов русских мечей и секир. Вид крестоносного воинства утратил все свое воинское великолепие и пышность, теперь он мог внушать только сострадание и жалость. Многие немецкие воины отчаянно дрались и мужественно пали в бою. Многие бежали без оглядки.

По полю, усеянному трупами людей, лошадей и обломками оружия, на крепкой, как и сам всадник, лошади вороной масти, к Псковскому князю подъехал утомленный схваткой Новгородский посадник. Он заразительно засмеялся и, отирая со лба пот рукавицей, уважительно сказал: «Ну и силен ты, князь. С таким матерым зверюгой в одиночку справился. Уложил ты его, упокоил навеки своим мечом, своей крепкой рукой. Вот он, сволочь, валяется. Угомонил ты его навсегда. Вот когда ему крест на плаще больше всего пригодился».

Генрих Латвийский пишет об этой битве так: «И пали тут некоторые из братьев-рыцарей, храбрые люди, Константин, Бертольд и Илия, и кое-кто из дружины епископа, прочие же все благополучно вошли в замок». Как видим, одним Бертольдом крестоносцы не отделались. Хотя русские летописи, уточняя, добавляют, что немцы бежали с поля боя в город, где и укрылись за высокими стенами. Судя по тому, что происходило дальше, летописцам стоит в этом вопросе доверять.

Немцы подверглись под Оденпе жесточайшему разгрому. Как вы помните, русским удалось захватить добычу в 700 лошадей и к тому же заключить с немцами мир, по которому те должны были оставить город. Теперь он становился русским форпостом в Эстонии с гордым именем Медвежья Голова.

Это было первое столкновение в открытом бою русских полков с братьями-рыцарями, и многим тогда казалось, что последнее. Войска крестоносцев были уничтожены, и в случае нападения на нее Рига была абсолютно беззащитна. Нужно было только сделать следующий шаг. Исследователи считают, что поражение, понесенное крестоносцами от Владимира Псковского, поставило под вопрос не только будущее Риги, но и существование всего проекта в целом. Генрих Латвийский, подводя итог этой неутешительной для немцев встречи, так говорит об этом: «Впечатление было настолько серьезно, что в этот момент епископ Альберт, вероятно, готов был вовсе отказаться от эстонских завоеваний». Вот для того, чтобы объяснить столь сокрушительное поражение крестоносцев, латвийский хронист и увеличивает цифру русского войска до 20 000 человек.

Однако новгородцы вкупе со псковичами не смогли грамотно распорядиться победой Владимира Псковского над крестоносцами у Оденпе. Упустили момент, когда католики были слабы, не стали развивать намеченный успех и добивать неприятеля. А зря. Пока Рига была практически беззащитна. Пока орден не собрался вновь с силами, не передохнул, не перевел дух, не восстановился от разгрома, его нужно было добивать. Уничтожать. Навсегда. Чтобы даже следа от крестоносцев не осталось в северных землях. Чтобы только развалины замков да могилы напоминали об их кровавом пребывании в этих самых местах. И думаем, что сам Псковский князь именно это бы и сделал, зная его цельную натуру, а также то, что в воинском деле он был смыслен и умел. Объяснять ему, что оставлять смертельно раненного врага в покое, было не нужно. Что же ему тогда помешало? Возникает резонный вопрос.