— Милорды, я не хочу навлекать на вас позор. Вы отнеслись ко мне на редкость сострадательно, и я никогда не забуду вашу доброту. Я полагаюсь на ваше суждение и согласна на любое объяснение, лишь бы не случилось всего этого ужаса, о котором говорил лорд Блэкхит.

Райли насмешливо поднял бровь:

— Как благородно с вашей стороны!

Эйприл смерила его не менее насмешливым взглядом.

— Надеюсь, вы вспомните об этом, когда будете удалять мое имя с фамильного древа.

Он нахмурился.

— Хорошо. Значит, мы договорились. Пожалуйста, помните о том, что вы можете вести разговоры о Вивьенн только в своей комнате, подальше от ушей слуг. Никаких нежных воспоминаний в присутствии других. Вы доверяете своей служанке? Она не станет болтать?

— Я в ней совершенно уверена.

— Замечательно. В таком случае будем надеяться, что эта «шарада» не бросит тень на нас всех.

Эйприл вдруг почувствовала, что у нее больше нет сил все это выслушивать.

— Джентльмены, кажется, мне пора вас оставить. Вы, полагаю, хотите выкурить по сигаре.

С этими словами она встала из-за стола.

Трое мужчин тоже поднялись, и Эйприл ощутила себя настоящей леди.

— Моя дорогая, — запротестовал Джона. — Мы не можем оставить вас в одиночестве. Предлагаю всем вместе сыграть в вист.

Эйприл не смогла скрыть волнения. Она никогда не играла в карты, но знала, что все леди умеют это делать.

Райли подозрительно посмотрел на нее:

— Неужели вы лишите нас вашего общества? Ведь еще так рано.

Она быстро нашлась:

— Прошу меня извинить, но я должна сообщить своей служанке о тех условиях, которые мы с вами только что обсуждали. Она сегодня провела много времени со слугами, и я хотела бы предотвратить возможность нежелательных разговоров.

— Что ж, замечательно. До свидания, до завтра.

В доме царила тишина. Эйприл шла к своей спальне, королевской. Новые туфельки неслышно скользили по мраморному полу, а благоухание цветов в вазах на массивных комодах, стоявших вдоль стен, сопровождало ее по всем коридорам. Она проходила мимо богато убранных комнат, и каждые следующие апартаменты казались прекраснее предыдущих, словно дом специально соблазнял ее.

Двое слуг вежливо поклонились Эйприл. Она расправила плечи и отвела глаза, как это делали знатные дамы в Гайд-парке, когда торговцы почтительно снимали перед ними шапки.

Она посмотрела на свое отражение в высоких окнах. Куда подевалась прежняя Эйприл? На нее смотрела девушка, одетая по последней моде, выражение лица — уверенное, как подобает дочери герцога. Истинная леди и наследница богатого состояния.

У Эйприл вырвался удовлетворенный вздох, а на губах заиграла улыбка — улыбка собственницы.

«Наконец-то!» — подумала она.

Богато разукрашенные часы на камине пробили восемь. Эйприл улыбнулась. Как далека и туманна та жизнь, Когда приходилось подниматься чуть свет, чтобы вымыть полы после того, как клиенты покинут «Дом наслаждения»! И вот она лежит, как благородная дама, уютно свернувшись под тонкими простынями. Напротив в камине потрескивает огонь, ароматно пахнут дрова. Она может нежиться ровно столько, сколько пожелает.

В комнату вошла Дженни с подносом. Поставив поднос, она ткнула Эйприл в бок. Эйприл недовольно заворчала.

Дженни ухмыльнулась:

— Ох, прошу прощения, ваше величество! Я не хотела вас будить, но вот принесла вам королевский напиток — горячий шоколад.

— Да?

— Оставь мне немножко. Нам там, внизу, все это не полагается.

Дженни уселась рядом с Эйприл на широкой кровати.

Эйприл потягивала густую, обволакивающую горло жидкость.

— До чего вкусно!

— Меня прислали сказать тебе, что завтрак будет готов в десять.

— Здорово. Я умираю от голода.

— Неужели? Ты же вчера вечером столько всего съела. Хватило бы, чтобы накормить целый полк. Ну и обжора ты!

Эйприл засмеялась:

— Точно. Эти господа умеют поесть. Омар, фазан, перепелиные яйца, спаржа. Никогда не видела такой еды. Представляешь себе взбитые сладкие сливки с вином и шоколадный мусс? Меня едва не вытошнило от всего этого.

Дженни недоверчиво смотрела на нее.

— Слугам такого не дают! Это только для вас. Кухарка готовит нам тушеное мясо и пирог с почками.

Эйприл почувствовала укол совести, а Дженни, оглядевшись, сказала:

— Черт, как здесь шикарно! И тепло! А в моей комнате можно замерзнуть.

Эйприл протянула ей чашку с дымящимся шоколадом.

— Дженни, мне очень жаль, что все так обернулось для тебя. Будь моя воля, ты бы спала рядом со мной.

— А почему нет? Раз ты живешь в доме, то можешь делать что хочешь, — сказала Дженни, делая глоток горячего шоколада.

— Служанка в королевской спальне? Это святотатство.

Дженни поперхнулась.

— А кем ты себя возомнила?

— Я хотела сказать, что мы должны соблюдать приличия. Для них я не служанка, а ты служанка. Я не могу потребовать, чтобы ты спала здесь со мной. Это недопустимо. Если уж мы заговорили о приличиях, то семья решила, что я буду называться подопечной лорда Блэкхита. Я якобы дочка его друга, для которого наступили не лучшие времена. Слуги интересовались, кто я?

— Да, но я ничего не сказала. У них и времени-то свободного нет, чтобы болтать, поэтому я ни с кем и не подружилась. Правда, тут есть один парень, он со мной поболтал.

— Кто же это?

Дженни заулыбалась:

— Он очень милый и обходительный. Говорит как благородный. Если бы не его ливрея лакея, то его вполне можно было бы принять за джентльмена.

— Лакей? Такой высокий, рыжий?

— Он вовсе не рыжий! У него каштановые волосы с рыжинкой.

— Да рыжий он! Каждый выбирает по своему вкусу.

— Замолчи! Он настоящий джентльмен.

— Что?

— То, что слышала. Мы вместе пили чай вчера, и он прочитал мне стишок, который сам сочинил. Очень хороший стишок.

— Так он поэт? Как мило!

Дженни улыбнулась:

— Он говорил мне такие приятные слова. Он сказал, что у меня голос звучит как музыка. Разве не приятно такое слышать?

— Приятно, — рассеянно ответила Эйприл.

Мысли у нее были заняты совсем другим — она чувствовала, что может потерять лучшую подругу.

А Дженни продолжала свою историю:

— Он такой робкий. Ты бы видела, как он набирался храбрости, чтобы спросить, позволю ли я ему пойти со мной в церковь в воскресенье! И он такой умный — столько всего знает о театре и о музыке. А в кармане носит книжку. Он на самом деле культурный человек.