– Что ты собираешься делать, центурион?

В другое время Тулл закатил бы ему оплеуху, но Пизон заслужил лучшее обращение.

– Мне нужны доказательства. Я вам верю, но ваших слов недостаточно, чтобы убедить легата Туберона и таких, как он, что клоаку вот-вот прорвет. Собираюсь малость походить, послушать, до утра время у меня есть. Благодаря вам я знаю, с чего начать.

Похоже, ответ не убедил Пизона, да и сам Тулл не был уверен в успехе столь неопределенной тактики. Но протестовать легионер не осмелился.

– Ладно, центурион. С твоего позволения, мы пойдем. – Они зашагали по направлению к своим палаткам.

Тулл отправился на поиски Фенестелы. Ему нужен был человек, с которым можно поговорить. И еще ему нужно было вино.

Много вина.

На следующее утро, незадолго до восхода солнца, Тулл пробирался по узкому проходу между задними перегородками стоявших в два ряда палаток; в одном ряду размещалась центурия Тулла, в другом – еще одна центурия его когорты. Хоронясь в таких проходах, очень удобно подслушивать разговоры легионеров. Не то чтобы он прибегал к такому фокусу часто, но временами это бывало полезно, а то и необходимо. Горнисты еще не протрубили подъем, но они с Фенестелой уже подняли своих солдат, и в палатках слышались возня и разговоры. Тулл приказал подготовиться к двадцатимильному маршу, а значит, им нужно было быстро подняться и позавтракать, чтобы выступить уже через час.

Как он и ожидал, разговоры по большей части сводились к жалобам на предстоящий марш. Улыбаясь, Тулл слушал, как честят его и Фенестелу. Подобные разговоры естественны, на них не стоило обращать внимания. А вот вопросы о том, почему их центурия отправляется на марш, а остальные – нет, ему не нравились. И все же они не являлись поводом врываться в палатку, поэтому он продолжал пробираться по проходу, осторожно переступая через растяжки и надеясь, что никаких мятежных разговоров не услышит. С каждым следующим шагом он приближался к палатке, где жили три легионера, имена которых назвал Пизон, и на сердце становилось все тревожнее.

– Ты где об этом услышал? – донеслось изнутри.

Вопрос был задан таким тоном, что Тулл остановился как вкопанный.

– На сходке, – ответил другой голос, и Тулл узнал призывника, служившего пять лет.

– Опасное дело – собираться без разрешения, – заметил первый голос.

– Может быть, но об этом никто не узнал… Вы бы послушали того парня. Большая часть четырех легионов готова выступить. И нам бы следовало. Он сказал, что любого командира, который попробует остановить нас, можно хорошенько побить или сделать с ним что-нибудь похуже.

– Но только не Тулла, надеюсь? – запротестовал первый голос. – Он суров, но центурион хороший.

– Если у него есть хоть капля разума, отступит и смолчит, – возразил призывник. – Тогда ему ничего не сделают.

– Тулл смолчит? Ха! – Первый легионер невесело рассмеялся. – Я на него руки не подниму. Никогда.

– И я, – вмешался третий легионер; еще один голос поддержал его, и Тулл воспрянул духом.

– Глупцы, – выругался призывник. – Забудьте о Тулле. Вспомните о ничтожном жалованье, о том, что с вами обращаются как с рабами.

– Я с тобой, – сказал пятый голос. Остальные смолчали.

Действовать одному или позвать на помощь Фенестелу. Может, лучше уже ничего не делать?

И тут центурион решил, что лучшего случая не представится. Он не вооружен, но и солдаты тоже, и они не ожидают его появления. В бою внезапное действие часто приносит победу. Тулл пролез между палатками и, оказавшись напротив входа, постучал витисом по кожаному верху.

– Выходите, мошенники! Выходите немедленно!

Солдаты один за другим появились из палатки. Лишь двое осмелились поднять на него глаза, и только один был вооружен – призывник. Это он со своим приятелем убеждал остальных присоединиться к заговору. У них ничего не вышло, а значит, преимущество было на стороне Тулла.

– Стройся! – скомандовал центурион. – Здесь, перед палаткой! Шевелись!

Восемь легионеров построились неровной шеренгой. Остальные солдаты центурии с недоумением наблюдали, как Тулл прохаживается перед строем, сверля каждого ледяным взглядом.

– Ты говорил о мятеже, так? – Центурион остановился перед призывником, на поясе которого висел кинжал. – Так? – Тулл держал витис наготове в правой руке; он был уверен, что успеет ударить солдата в солнечное сплетение, если глупец надумает выхватить клинок. – Говори, если не хочешь ближайшие шесть месяцев чистить в лагере отхожие места!

Призывник на глазах сник, как цветок в знойный день без воды.

– Мы только разговаривали, центурион.

– Неужели? – Продолжая держать витис на изготовку, Тулл повернулся лицом ко второму заговорщику, бородатому ветерану: – А как насчет поколотить центурионов или сделать с ними что-нибудь похуже?

К чести ветерана, тот не опустил глаз.

– Это говорит гнев, центурион. Люди недовольны условиями. Что до меня, то я служу уже двадцать четыре года. Мне немного осталось до отставки, но есть другие солдаты, которые в гораздо худшем положении.

– Если ты говоришь правду, то есть нарушения и недостатки, которые следует исправить, – ответил Тулл, кивая. – Но это не дает права ни тебе, ни любому другому легионеру затевать мятеж. Мятеж! – Он сурово смотрел на ветерана. Тот наконец не выдержал и опустил голову. Его примеру последовал и призывник. – Если я еще раз услышу хотя бы шепот на этот счет, вы будете маршировать на парадном плацу, пока не упадете. И не будет вам ни отставки, ни увеличения жалованья, потому что вы просто сдохнете от изнеможения! Сейчас вы двое получите по десять ударов кнутом и будете чистить нужник центурии, пока лагерь не снимется с места. Каждые три дня вы будете совершать марш на двадцать миль под надзором Фенестелы. Я ясно выражаюсь?

– Да, центурион, – уныло ответили легионеры.

– Громче! – взревел Тулл, ударяя витисом по плечу ветерана, а потом – по плечу призывника, и еще раз, и еще…

– Да, центурион! – завопили все восемь легионеров.

– А теперь пошли в свою палатку!

Тулл повернулся к ним спиной и не спеша пошел прочь, уверенный, что укротил смутьянов. Радость омрачилась мыслью о том, что победа была неполной и временной. Похоже, у людей существовали серьезные основания для недовольства, и угроза мятежа не миновала. Разговоры вроде того, что он подслушал, разойдутся по всему лагерю, и командиры знать о них не будут. Болезнь распространяется быстро, а мятежные разговоры – еще быстрее. Тулл решил, что теперь доказательства у него есть.

Настало время передать дело наверх.

Рассказав Фенестеле и другим младшим командирам центурии об услышанном, Тулл направился к Септимию. Он предпочел бы действовать через голову старшего центуриона, но привык соблюдать субординацию. Циничный тип с вечно недовольной физиономией и щетинистыми седыми волосами, Септимий терпеть не мог всех, кто был выше его рангом. Вынужденный по очевидным причинам сдерживать свои порывы, он получал особое удовольствие, унижая Тулла, который превосходил когда-то его в чине. Тем не менее к сообщению об угрозе мятежа командир отнесся с полной серьезностью, а потом заявил, что и другие центурионы тоже приходили к нему с подобным предупреждением.