различимая в тумане и темноте фигура появилась из-за угла неожиданно, не выдав себя звуком. Этот силуэт Инсаров сразу узнал.

— Здравствуй, Николаша.

— Прощай, Гриша.

Оба голоса прозвучали одинаково ровно, и в тот же миг прогремел выстрел «Кольта». Такой громкий, что задребезжали стёкла; вырвавшееся из ствола пламя обожгло щёку Инсарова.

Не требовались более никакие доказательства тому, что револьвер заколдован. От того места на груди Григория, куда пришлась пуля, по всей его фигуре пробежал яркий свет: не то лучи, не то молнии. Сама рана вспыхнула огнём, и бандит даже будто весь изнутри вспыхнул; на мгновение глаза зажглись в темноте, как у кошки. Только гораздо ярче.

Он упал замертво.

— Ну, всё: покропим красненьким… — это был будто голос Епифанцева, но уж как-то очень отчётливо прозвучало.

Теперь уже не имелось никакого смысла таиться, и Трибунский просто выбил дверь. Дорошенко и Попов, судя по звону разбитого стекла, другой не отыскали: вломились через окно. Инсаров вновь, как давеча в доходном доме, плохо осознавал происходящее. Действовал скорее рефлекторно — следуя за своими людьми, которые и сами прекрасно знали, что делать.

Не нашлось времени на осмотр обстановки; тем более что внутри оказалось очень темно. Криков почти не было, а вот выстрелы зазвучали один за другим: люди столкнулись опытные, почём зря голосить не собирались. Уже от первых хлопков в голове зазвенело, заложило уши: Пётр Дмитриевич даже не наделся по звуку разобрать, кто стреляет.

Следователь неожиданно увидел чей-то силуэт прямо на мушке своей «русской модели»: курок был уже взведён, так что и спустил Пётр Дмитриевич его мгновенно. Попал. Бандит рухнул, но через секунду в том углу Инсаров тела уже не увидел: Гумилёв ему о способностях противника явно не соврал.

Зарево из коридора не оставило сомнений: кто-то ещё получил пулю из необыкновенного «Кольта». Интересно, не потратил ли Николай Степанович несколько впустую? Инсаров умудрился подумать об этом, прячась от бандитского огня за массивный шкаф.

Перестрелка продолжалась. Из укрытия следователя вытащил (в буквальном смысле, за шкирку) Епифанцев: поволок начальника поперёк коридора, в соседнюю комнату. Чей-то выстрел выбил солидный кусок штукатурки прямо над их головами.

Вот теперь уже кто-то кричал, и явно от боли, в дальнем конце дома. Кажется, Попов. Инсаров вдруг понял, что по полицейским стреляют не только из пистолетов: у бандитов оказалась винтовка или ружьё.

— Хлопци, притискают нас! — по крайней мере, Дорошенко пока отбивался. — Попова поранили!

Из темноты показались Трибунский и Гумилёв. Бывший околоточный опрокинул что-то из мебели поперёк двери и спрятался за импровизированным укрытием. От пули не защитит, наверное, но хотя бы скроет из виду. Гумилёв вжался в угол.

— Что?.. Что там? — сыщик не мог сформулировать вопрос более внятно.

— Хорошая новость: минус два… даже три, считая Гришу.

Гумилёв был на удивление спокоен; впрочем, чему удивляться? На фронте повидал и не такое.

— А плохая?..

Поэт даже не потрудился ответить: через мгновение Инсаров и сам всё понял. Откинув шторку барабана, Гумилёв одну за другой выбивал из него экстрактором пустые гильзы. Звука, с которым они падали к сапогам поэта, из-за стрельбы не было толком слышно.

Николай Степанович запустил руку в карман, извлёк пригоршню патронов. Уже точно не волшебных, и теперь волей-неволей предстояло проверить, имеет ли это значение. Действовал поэт умело, без всякой суеты — а получалось-то всё равно быстро.

— …и умру я не на постели, при нотариусе и враче…

Первый патрон отправился в барабан.

— …а в какой-нибудь дикой щели, утонувшей в густом плюще…

Второй и третий; барабан проворачивался с равномерными щелчками.

— …чтоб войти не во всем открытый, протестантский прибранный Рай…

Пятый, вслед за четвёртым. Инсаров видел всё как будто замедленным.

— …а туда, где разбойник, мытарь и блудница крикнут…

Шестой патрон, последний.

— …вставай!

Щелчок иного тона: это захлопнулась шторка.

Следователь слишком пристально следил за действиями Гумилёва, будто ничто иное вокруг не имело особого значения — хотя во многом так оно и обстояло. Между тем их оборона в комнате трещала по швам. Попытавшись понять, что происходит с Трибунским, Инсаров ненароком высунулся на линию огня: тотчас ударило в левую руку. Боли он не ощутил, но сразу понял, что ранен. Вопрос, насколько серьёзно…

Следователь упал на пол и вжался в него, как только мог. Он заметил, что стрелявшего в него бандита поразил Епифанцев — но не мог судить, убило ли это негодяя окончательно. Возможно, и убило: по крайней мере, тело пока оставалось недвижимым.

А в следующий миг Гумилёв, решительно пошедший в контратаку с «Кольтом» наперевес, сам рухнул у стены коридора. И вот тут Инсаров, отнюдь не склонный к потере духа в критических ситуациях, почти испытал отчаяние.

Не из-за судьбы русской литературы, само собой. Об этом можно поразмыслить и позже: а вот что делать без самого осведомлённого в происходящем человека, без одного из лучших здесь стрелков, а главное — без «Кольта»…

Увы, но поэт выглядел не раненным: совершенно мёртвым, и растекающаяся под ним тёмная лужа на что-то хорошее отнюдь не указывала. Легко узнаваемый голос Дорошенко всё ещё был слышен, но как-то не придавал уверенности. Епифанцев перезаряжал пистолет, Трибунский пытался вытащить Инсарова из-под огня. За тем, как к полицейским приближался вооружённый короткой винтовкой налётчик — неторопливо, с полной уверенностью в каждом движении, сыщик наблюдал уже как-то отстранённо.

В этой фигуре, лица на которой было не разглядеть, виделось нечто по-настоящему страшное. Нет, не образ Эфраима. Всего лишь обычный человек с необычайным даром — имеющим известные пределы. Но бандит выглядел… непобедимым. Да, именно так Инсаров мог сказать.

Непобедимый человек. Наверняка ещё до роковой игры в карты заслуживший Георгиевский крест. Прошедший через войну много более страшную, чем все мистические приключения Петра Дмитриевича вместе взятые. Ствол его карабина совершал плавное движение, неумолимо направляясь в сторону следователя.

Обыкновенный злодей, который куда страшнее любой сверхъестественной твари. Инсаров как никогда ясно ощутил: всё зло в этом мире исходит от людей. Тёмные силы им лишь помогают, и то изредка.

А дальше… дальше за спиной бандита выросла уже знакомая фигура: высокая и немного нескладная, облачённая в гимнастёрку. Необыкновенно сочно прозвучал взводимый курок.

— Юра… — без всякого волнения произнёс воскресший Гумилёв. — Обернись: я не хочу стрелять тебе в спину.

Ах, стоило догадаться!

Инсаров представил сокращённую «немецкую» колоду.