Через четверть часа город остался позади; меня окружала только природа. Миновав яркий зеленый луг с дикими цветами и небольшую рощицу, я совершенно неожиданно увидела море и, ахнув от восторга, поспешила к пляжу.

Становилось все жарче. Даже в легком топе я очень быстро вспотела. Выйдя на пляж, сбросила свои Nike Downshifter 7 и погрузила пальцы ног в песок. Божественное ощущение! В голове немедленно пробудилось воспоминание…

Я всего раз в жизни отдыхала на море и едва помнила это событие. Оно случилось давно, еще когда мама была с нами. Одно из немногих сохранившихся воспоминаний, и потому для меня особенно важное. В детстве я постоянно проигрывала его в голове. Помню мамин смех, ее солнечную шляпку с голубыми полями, помню, как мы строили замок из песка. Ее покрытые красным лаком ногти с налипшими песчинками. Аромат маминой кожи, когда она брала меня на руки, – смесь солнца, морской соли и духов с лавандой. Ее длинные черные волосы, которые развевались на ветру.

Отец в воспоминаниях не присутствовал. Вероятно, тогда его с нами не было. А может, я его оттуда вычеркнула. Подобное со мной случалось нередко.

Исключительно в целях самозащиты.

Я тряхнула головой, прогоняя мрачные мысли, нацепила солнцезащитные очки и устремилась к воде. Волны были высоки, вода бурлила. Я окунула в нее большой палец и тут же отдернула. В это время Атлантика все еще холодна как лед; впрочем, я сомневалась, что в разгар лета она станет теплее.

Я прошлась вдоль берега, наслаждаясь солнцем, морским воздухом, пением птиц в траве, песчинками между пальцами босых ног и медленно разливающейся в голове пустотой. Мне действительно удалось подавить назойливые мысли, страхи и надежды, ощутить себя здесь и сейчас, пусть даже на миг.

Но далее внезапно настигло разочарование – словно окатило огромной холодной волной, которая увлекла меня за собой; показалось, я потеряла опору и беспомощно бултыхаюсь в воде. Получается, я проделала долгий путь, чтобы в результате ничего не добиться? Конечно, я с самого начала осознавала – вероятность того, что поиски увенчаются успехом, не особенно велика. Однако Сент-Эндрюс – единственная отправная точка. И я не могла не потянуть за эту ниточку. Иначе не простила бы себя до конца жизни.

Изучая коренные народы Канады и их языки, я впервые в жизни словила ощущение, будто мама стала ближе, хотя понятия не имела, говорила ли она вообще на каком-либо другом языке кроме английского, сохранила ли культуру предков и смогла бы хоть немного привить мне ее, будь у нас время. И когда в процессе учебы натолкнулась на то, что многие пассамакоудди – коренная нация, из которой происходила мама, – до сих пор проживают в Сент-Эндрюсе и его окрестностях, то поняла, куда должна отправиться после окончания университета.

Однако та едва зародившаяся надежда мне лгала. С тех пор я ничуть не поумнела. Наивно пустилась в путь через полстраны, чтобы потом разочароваться.

– Да пошло оно все! – выкрикнула я и пнула босой ногой набегающую волну. Брызги полетели во всех направлениях. От холодной воды зрение прояснилось. Двинулась дальше. Достала телефон и сделала пару фоток, чтобы отвлечься. Затем уселась на песок и отправила Рейчел селфи с припиской:

Была в мэрии. Мама никогда не жила здесь ☹ Зато впервые увидела море! Созвонимся вечером?

XOXO

Откинулась на спину и закрыла глаза. Под веками танцевали солнечные блики. Снова пришло ощущение пустоты и свободного падения. Наверное, потому, что я не представляла, что делать дальше. Такое чувство, что я никому не нужна. Всю жизнь меня преследовало это ощущение. Мама бросила. Отец предпочел алкоголь заботам о дочери. Если б не бабушка с дедушкой – у меня и дома бы не было.

Мне разбили сердце еще до того, как я повзрослела достаточно, чтобы понять, что это значит. В нем всегда зияла пробоина, которую никто не сможет заполнить. Ни один человек на свете. Ведь если разучишься доверять людям, то уже навсегда. Я усвоила жестокий урок.

Однако я все равно бросилась на поиски мамы. Неужели ничему не научилась?

Должна же была понимать, что это слишком больно. Больно и бессмысленно: даже если я ее найду, потерянные годы уже не вернуть.

С силой вонзила ладони в песок и сжала кулаки. Нагнулась вперед, подтянула колени и уронила голову между них. Так я сидела без движения, борясь со слезами.

И вдруг на меня упала тень.

9. Джек

Я бежал рядом с Блейком. Растоптанные кеды гулко стучали по асфальту, дыхание было учащенным, но ровным. На лоб и на шею стекали все новые и новые капли пота, и морской бриз тут же высушивал их. Реджи, негромко сопя, семенил за нами на поводке.

Я синхронизировал свой темп с Блейком. Друг был в не очень хорошей форме, однако то, что начал заниматься, – уже неплохо. Около года назад он наконец смог бегать трусцой, не испытывая боли, и я взял с него обязательство – раз в неделю делать круг вместе со мной, в надежде, что физическая активность поможет частично вернуть былую форму и уверенность в себе. И хотя он постоянно брюзжал, но уже после первой пробежки выглядел довольным.

Я покосился на друга. Тот скорчил страшную рожу и тут же устремил взгляд вперед. Дышал Блейк чаще меня, движения были не столь размеренными. Однако он сумел продержаться до конца.

А ведь в первый раз выдохся уже через четверть часа. Мы наращивали нагрузку постепенно. Со временем Блейк осилил большой круг – до заказника Паган Пойнт и обратно. Как в старших классах, когда мы бегали на эту дистанцию всей футбольной командой. Наверняка пробежка пробуждала воспоминания и бередила старые раны. Но это как раз то, что надо. Какой смысл сидеть дома и предаваться жалости к самому себе? Сколько ни пей, сколько ни занимайся бессмысленным сексом со случайными женщинами, снова на ноги не встанешь, если только не договоришься со своей болью. Я понял это на примере ребят, с которыми занимался в скаутском лагере. Все они выросли в неблагополучных семьях. Многие уже схлопотали судимости. Сначала до них было не достучаться, однако рано или поздно даже самая твердая скорлупа давала трещину. И пусть ребятам было очень больно, однако перед ними открывалась масса возможностей. В случае с Блейком исцеление грозило затянуться. Но я не терял надежду.

– Что сказал физиотерапевт? – спросил я как можно непринужденнее.

Блейк давно ничего не рассказывал о своих успехах в восстановлении травмированного колена. Сперва прогресс двигался медленно, затем все быстрее. Однако недостаточно быстро для Блейка и его спортивной карьеры.

– Да толком ничего, – буркнул себе под нос Блейк. – Велел посещать его раз в месяц.

– А тренер? Есть какие-то новости?

– Нет. Ничего нового. – Блейк задвигал челюстью вверх-вниз.

Я знал, что ступаю на опасную территорию; правда, это меня еще никогда не останавливало. Игра, в которую мы играли регулярно: Блейк признавал свое поражение; я его поражение не признавал. И отступать не собирался.

– А врачи? Что говорят они? Ты же недавно проходил диспансеризацию в Сент-Джоне.

– Хм-м…

И тут ничего, о чем он хотел бы рассказать. Насколько разговорчивым был Блейк в обычной жизни, настолько и скрытным, когда дело касалось скользких тем.

– Значит, вообще ничего нового?

– Что ты хочешь услышать? – взорвался Блейк и тряхнул головой так резко, что со лба сорвалось несколько капель пота. – Я восстановлюсь и снова буду в форме. Однако играть на прежнем уровне никогда не смогу. Это единственное, что имеет значение.

Заслышав агрессивные интонации, Реджи вопросительно посмотрел на меня. Я на бегу успокаивающе потрепал его по голове.

– Ладно, я понял. Тогда тебе нужно хотя бы подумать о колледже. Просто погугли немного насчет специальностей, которые могут заинтересовать.

– Меня не интересует ничего, кроме футбола.

Я фыркнул. Это неправда, и он сам понимает. Блейк посмотрел на меня предостерегающе – такой взгляд мог бы обратить в бегство профессионального боксера в весовой категории до девяноста килограммов.

– Молчу, молчу.

Блейк сдвинул брови. Затем приподнял уголки губ в плутовской ухмылке.

– Кажется, я вижу в твоих глазах настоящую панику.

Я громко рассмеялся.

– Тут ты заблуждаешься. – Я оскалил зубы и одарил друга такой же коварной усмешкой. – А вот я могу поклясться, что ты